— Элиодор Кузьмич! — остановила Надя Пятова. — Не касайтесь этого пункта! Заплатин и без того сегодня видите какой хмурый. Для него все должны быть: мужчины — студентами, девушки — курсистками.
Ха, ха!
И, дотронувшись пальцем до локтя Заплатина, сидевшего справа от нее, она приласкала его взглядом.
— Ваня! Ты не сердись! Виноват хозяин… и его шампанское.
— Позвольте, еще налью!
Пятов протягивал бутылку.
— Нет, не могу… И так я слишком много выпила.
— Сколько я вас понимаю, Надежда Петровна… вы не так уж об этом сокрушаетесь… Да и в самом деле, — что же такое особенно соблазнительное в звании курсистки?
— Какое же другое есть средство получить серьезное образование? — спросил Заплатин.
— Какое? Мы с вами, голубчик, знаем прекрасно, что лекции — только отбывание повинности.
— Как кому!
— На нашем с вами факультете — без сомнения. Ну, рефераты — еще так; а собственно лекции — трата времени… Десять-двадцать книг заменят вполне скучнейшие записки.
— Разве это не так, Ваня? — обратилась Надя к жениху.
— Пожалуй, в известном смысле; но для девушки это совсем не так.
— Может быть, у Надежды Петровны есть какое-нибудь влечение? — продолжал Пятов. — С ее наружностью… голосом…
— И прочее!.. — добавила дурачливо Надя. — Прямо в Дузы или в Ермоловы? Ха, ха!
— А почему же нет? — горячо возразил Пятов.
— Постойте, — остановил его Заплатин. — И тут нужна наука, выучка.
— Кто же говорит, что нет? — вскричал Пятов. — В Москве целых два высших заведения. Курсы… при казенном училище… и в Филармонии.
— Так и туда надо попасть, — с некоторой как бы грустью выговорила Надя.
— В училище — прием труднее. Есть сроки, — продолжал
Пятов, поглядывая на них обоих. — Но в Филармонии…
Если только Надежда Петровна изъявит желание… в совете у меня несколько приятелей… С вашими данными… вы гимназистка — если не ошибаюсь — с медалью?
— Не ошибаетесь, Элиодор Кузьмич.
— Помилуйте!.. Это — пустое дело. Скажите слово, и я буду особенно счастлив облегчить вам все ходы и формальности.
— Страшно как-то, Элиодор Кузьмич…
Надя исподлобья взглянула на жениха.
Тот сидел с низко опущенной головой и как бы не заметил этого взгляда.
Такой поворот разговора серьезно смущал его.
— Смелым Бог владеет! Право, такая дорога куда превосходнее того, что вам могут дать курсы!
Поднявшись, Элиодор провозгласил:
— За здоровье будущей драматической артистки Надежды Петровны Синицыной!
VIII
Целых два дня Надя была как в чаду после завтрака у
Пятова.
То, что начало носиться перед ней в виде чего-то несбыточного, после представления пьесы, где впервые ее повлекло на сцену, — то являлось теперь как нечто вполне осуществимое.
Серьезных препятствий ведь, в сущности, нет никаких.
Неужели только нежелание Вани?
Но разве у него есть какие-нибудь положительные «права» на нее, на ее волю, на выбор такого личного дела, как жизненное призвание?
Он ревнует! Но это не резон.
Ревнует к своему однокурснику, к этому миллионеру?
Так ведь это "глупости".
Пятову она, быть может, и очень нравится; но мало ли кому она нравилась и еще будет нравиться при ее «данных», как любит выражаться Элиодор?
Нельзя же сейчас смотреть на девушку — потому только, что она обручилась с вами, — как на свою собственность.
Так Ваня на нее, конечно, не смотрел. Он слишком хороший человек и не таких взглядов на женщину, ее права и самостоятельность.
Но он слишком "прямолинейный".
Этому слову она от него же научилась.
Хорошо иметь твердые убеждения, но нельзя же "перебарщивать".
Это тоже его слово. Оно в ходу в Москве, и она его часто здесь слышит.
Остается только вопрос: как прожить? Все равно, и на курсах надо тратить. Бедный папа должен был бы раздобывать и на ее содержание.
Но почему же Ваня не может взять ее в помощницы по той работе, какую он имеет у Пятова?
Ведь тому решительно все равно, кто будет участвовать в переводе разных отрывков, только бы было грамотно, а редакция будет принадлежать Ване.
Да ей стоит намекнуть об этом Пятову — он сейчас же бы предложил ей работу. Сколько угодно — и аванс бы дал.
Но она ничего не сделает тайно от Вани.
Все эти соображения волновали ее и после того, как чад мечтаний немного улегся.
Решительный разговор надо иметь, и как бы жених ее ни огорчился — она должна попробовать счастья.
И наконец, что она теряет? Все равно ей ждать зиму и лето либо дома, либо в Москве. Почему же не поступить на драматические курсы в эту "Филармонию"?
Может быть, на второе полугодие ее освободят от платы, если найдут, что у нее "великолепные данные", как находит Пятов: а он где не бывал?!
Когда они разговорились — за десертом — после завтрака на тему театра, он всех знаменитостей видал, и в России и за границей, даже какую-то испанскую актрису, о которой они с Ваней никогда и не слыхали. Также и какого-то итальянского актера — тоже для нее совсем новое имя.
Ведь нельзя же Ване — потому только, что он жених, — предоставить диктаторскую власть?
Только здесь, в Москве, она задумалась над тем: что такое брак.