Однокрылый

— Не получится. Я все еще не очень хорошо осведомлен о происходящем в Империи, но на мой взгляд все намного сложнее. В Дарее сейчас слишком много бессмертных всех видов и мастей, а у нас совершенно другой менталитет, образование, да принесенный из нашего мира опыт, в конце концов. Максимум чего они могут добиться подобными методами — всеобщей ненависти к своей церкви на территории этого государства…

Высоко над головой, в небе разнесся долгий гудок, за ним еще один и через пару секунд третий. Посмотрев вверх, я увидел медленно подплывающий к воздушному пирсу причальной мачты дирижабль. С палубы его гондолы один за другим протянулись к башне паутинки швартовочных канатов. Летательный аппарат затормозил, вздрогнул, и полностью остановившись, медленно подтянулся к причалу. Что-то лязгнуло, а затем над вновь зашумевшей площадью разнесся еще один низкий, почти рычащий гудок.

— Не парься Иван, — хлопнул меня по плечу поляк, — по большому счету, не нашего это ума дело. Ты стар-оп, я офицер фельдследователь, а над нами в кой-то веки собрались не самые плохие и глупые люди. Вот пусть у них голова и болит.

— Поляку нравится местное КГБ? — не поверил я своим ушам.

— Знаешь Ваня. Если бы мне что-то не нравилось, я бы давно уже свалил отсюда — далеко и надолго.

— А ты изменился! — хмыкнул я. — Для меня еще прошлым утром, ты был нелюдимым пессимистом, социопатом и параноиком… а сейчас я вижу перед собой совершенно другого человека. Неужели два месяца проведенные в этом мире так благотворно отразились на твоем характере?

— Знаешь паладин. Когда на твоем жизненном пути встречается женщина, которая заставляет тебя, ее уважать. Начинаешь немножко по-другому смотреть на многие вещи.

— И кто она?

— Да какая вообще-то разница! — он вскинул голову и внимательно посмотрел на дирижабль. — Пойдем, у нас всего минут двадцать.

— Она из мэстных, — сдал приятеля хмурый Андрей, — он у нас тэпэрь Граф!

— О! Поздравляю… — я удивленно посмотрел на друга.

Дариушь метнул в дворфа убийственный взгляд и, не говоря более ни слова, направился к входу в причальную башню.

— Нэ обращай вныманыя, — произнес мститель, вставая на место быстро удаляющегося поляка, — Он просто боытся, что ты нэ поймешь и нэ примэшь эго выбор.

— Причем здесь я? Какое его выбор имеет ко мне отношение? С кем хочет пусть с тем и живет!

— Ты можэт и нэ пры чем, но срэди нашых лудэй много такых, кто считаэт его ызврашэнцем, — дворф посмотрел на меня снизу вверх. — Нэ бэри в голову парэнь. Дарыуш правельный мужык, пусть и амэрыканэц. Да и жэну эго я знаю. Потрясаюшая стэрва и замэчательная жэнщына! Нэ стоыт его осуждать!

— Да ты не поверишь! Мне — все равно с кем он спит и на ком он женат! С чего это его осуждать, к тому же мне — с моией то коллекцией «сов светильников»… Давай лучше поторопимся.

— Правэльный поход. Пошлы, дырыжабль ждать не будет. И вот что, еслы случытся встрэтышь его жэну — не говоры ей о Домэ Сырэнэвой Совы!

* * *

Внутри летающей машины царила атмосфера жульверновского восемнадцатого века. Переплетения дрожащих под напором газов медных труб, баллонов и счетчиков, резные панели украшенные вензелями и тряпичные панно с райскими птицами. Тяжелые шторы, едва прикрывающие огромные круглые иллюминаторы и длинные аквариумы с медленно плавающими в них тропическими рыбками.

Немного странно и неестественно было находиться здесь не во фраке и цилиндре или хотя бы в военном мундире украшенном эполетами и аксельбантом, а в латных доспехах вооруженным тяжелым двуручником, который вряд ли мог бы стать любимым оружием капитана Немо.

С другой стороны в обстановке летучего судна не было ничего, что бросалось бы в глаза как совсем уж инородный элемент, не присущий этому миру. В четырехместной каюте, куда заселили нас троих вместе с молодым, улыбчивым купцом доречи, помимо иллюминатора, овального стола и угловатого бронзового умывальника, все остальные предметы словно бы были выдернутыми из гостевой комнаты какого-нибудь средневекового замка.

На стальном полу покоилась потрепанная шкура гигантского бурого медведя, скалившего пасть на узкую входную дверь со скругленными углами. Под потолком болталась люстра, напоминающая оторванное от телеги колесо с закрепленными на подбитом железными пластинами ободе банками, в которых роились яркие искорки света. Двухэтажные деревянные нары, устланные свежей соломой и заваленные кожами каких-то животных, выглядели раем для клопов, вшей и прочих малоприятных паразитов.

Что меня удивило, так это наличие в каюте небольшой каморки, сунувшись в которую я обнаружил возвышение с прорезанной в нем круглой дыркой, в предназначении которой трудно было ошибиться. Вездесущий Дариуш, немного остывший, но все еще злой на длинный язык нашего дворфа, тут же влез с объяснениями.