Одноклассники smerti

На хуторе в часе ходьбы от Калинок осел Мишка, его армейский кореш. Человек не от мира сего, с добрыми, всепрощающими глазами. И совсем неподходящими для армии привычками. Во взводе его считали последним чмо – потому что даже во время маршей он умудрялся наблюдать за живой природой и собирать какие-то хитрые цветочки… В общем, на взгляд нормальных пацанов , Мишка несчастный человек и полный дебил. Один Степан из всего взвода нескладного Мишку и защищал. Всегда думал, что просто так, по доброте души, а теперь оказалось, что пригодилось. Потому что, когда прощались на дембеле, ботаник Мишаня всучил ему свой подробный адрес. Стребовал Степанов. Поклялся ему писать. И взял слово, что однажды Степан к нему обязательно приедет. Надолго. Отдохнуть от сумасшедшей Москвы.

– Приезжай! У нас там степи шикарные! Вместе будем лазить! Я тебе такие экземпляры покажу, «Красной книге» и не снились! – горячо упрашивал натуралист.

И Степа, чтобы не расстраивать дурачка, обещал – не сомневаясь, что никогда, конечно, не приедет.

Но в нынешней ситуации ему только и оставалось надеяться, что на хутор где-то в часе ходьбы от деревни Калинки.

Дима

Вместо ужина пришлось перебиваться вчерашним хлебом, колбасой и помидорами черри.

Сей факт вполне можно было пережить. Куда хуже, что весь вечер он пронянькался с Надеждой. Будто маленькая девчонка, ей-богу: увидела мертвое тело и раскисла, психологическая у нее, видите ли, травма, и руки дрожат, и нос хлюпает. Подумаешь, зрелище – труп, к тому же однодневный, свеженький. Что б с ней было, отведи он ее на экскурсию в морг, где невостребованные хранятся?!

– Но она же моя-а одноклассница-а, как ты не понимаешь? – рыдала Надька.

И что с того? Школьницей их соседку Коренкову Дима не знал, но то, что оставалось от нее сейчас, особенно и жалеть не хотелось. Пропитая, противная тетка и выглядела не на свои двадцать восемь, а на верные сорок. Конченая алкоголичка. Не хочется прослыть циником, но задушили – и задушили. Вполне для такой дамы типичный конец.

Но Надюхе, ранимой натуре, этого не скажешь! Вот и приходится нести пургу, что Ленка теперь на небесах и ей там хорошо, куда лучше, нежели на грешной земле.

Дима разливался соловьем, – а про себя (хотя и нехорошо, конечно!) тихонько радовался, что с оргиями в соседской квартире наконец покончено. Не то чтобы он какой-нибудь моралист, просто иногда хочется выспаться. Или сосредоточиться на футболе, а не слушать пьяные вопли, доносящиеся сквозь картонные стены их панельки. И нет бы просто орали или табуретками швырялись. Эта Ленка-то, Надюха рассказывала, когда-то большие надежды подавала. Мечтала стать знаменитейшей пианисткой. Вот самый кошмар и начинался, когда покойную Коренкову вдруг давние честолюбивые мысли одолевали. И она садилась за жутко расстроенное (даже Дима со своим более чем скромным музыкальным слухом это понимал) пианино. Играть соседка всегда пыталась уже крепко выпивши, в ноты не попадала, пальцы ее не слушались, и минут двадцать жестокой какофонии всегда сменялись пьяными слезами. Ну и, конечно, громогласными обвинениями, что все кругом сволочи, погубили ее неземной талант. А при чем тут все? Бухать надо было в разумных пределах.

– А ведь она совсем другой раньше была! – всхлипывает Надюха. – Веселой. Доброй. Помогала всегда…

Тоже, наверно, вряд ли. Дима со всеми этими подающими надежды многократно сталкивался – злобные, себе на уме, повернутые на собственной исключительности создания. Но не спорить же с подругой!

И он попросил:

– Ладно, не квохчи. Расскажи лучше, как ее убили.

Куда полезней послушать внятный рассказ, нежели бессвязные восклицания.

– Зачем это тебе? Тоже смерть привлекает?! – вскинулась Надюха. – Как бабку Юльку с нашей площадки?!

Да уж, адекватной Надькину реакцию никак не назовешь. Что поделаешь – девчонка. К тому же – библиотекарша.

Дима устало спросил:

– А при чем здесь бабка Юлька?

– Да она два часа сегодня под Ленкиной дверью толкалась! – выкрикнула Надя. – И, когда кто-нибудь выходил, все норовила в квартиру заглянуть. Любопытно ей…

– Мне, по правде, твоя Ленка до фонаря, – пожал плечами Полуянов. – Просто нам же в отпуск лететь, а с деньгами, сама знаешь, сейчас негусто. Вот я и подумал: раз само в руки идет, может, написать репортажик? Лишний гонорар не помешает.

О совместном отпуске Дима упомянул впервые. И, безусловно, рассчитывал, что Надька заинтересуется. Начнет выспрашивать, куда они летят, да еще вместе. Ну а когда он ей скажет, что есть маза в пять звезд, да на Мальдивы, то она и вовсе выкинет пьяное убийство соседки из головы.

Надюха неожиданно примолкла. Переваривает новость? Или, что хуже, готовит отповедь, что «грех наживаться на горе ближних»? И раньше-то периодически выступала, что в журналистах нет ничего святого, ради красного словца не пожалеют и отца, а сейчас, когда ее драгоценной одноклассницы дело коснулось, и вовсе может взбеситься.

Но думала подруга, как оказалось, совсем о другом. Потому что вдруг спросила срывающимся голоском и очень тихо: