Дима никак не тянул на примерного клерка, и потому Надя была далека от того, чтобы ждать его в обычные для офисных служащих семь часов вечера. Но все равно, едва вернулась из своей библиотеки (сегодня она работала в первую смену и потому освободилась уже в четыре), немедленно кинулась в кухню. На сегодняшний ужин Надя планировала рыбу под маринадом из помидорчиков черри и, пока ехала домой, вспоминала, все ли продукты есть в наличии. Филе в морозилке точно имелось, и масло тоже (а жарить рыбу лучше на смеси подсолнечного и сливочного), и все необходимые приправы. Единственное сомнение — остались ли в холодильнике пресловутые черри? Вчера — точно были, полная пластиковая упаковка. Но вчера же после полуночи, когда Надя засыпала, по спортивному каналу сражались очередные футбольные гладиаторы, асы кожаного мяча. И Дима, она сквозь сон слышала, принимал в матче самое деятельное участие: скрипел креслом, звенел пивными бутылками, хрустел чипсами. Вполне мог и бедными помидорчиками закусить. Сама когда-то любимого научила, как вкусно под пиво смешать черри, тертый пармезан и чесночок. А чесноком от любимого ночью точно попахивало…
Едва вошла в квартиру, тут же ринулась в кухню — проверять холодильник на наличие помидоров. Нашла. Обрадовалась. И над собой же усмехнулась. Какие-то
Надя быстро переоделась. На собственный перекус тратить время не стала — немедленно приступила к готовке. Но едва извлекла из холодильника рыбу, как в дверь позвонили. Она метнула взгляд на часы — всего-то без двадцати шесть, совсем не Димино время. Но сердце все равно екнуло. Неужели ее расчеты не оправдались?
Но все равно, пока она спешила в прихожую, на ходу придумала: если вдруг нежданно-негаданно это Дима, она его сухомяткой пытать не станет. Можно будет минут за пять пышный омлет пожарить — с болгарским перцем и теми же помидорами черри. Или еще проще: горячие бутерброды с сыром.
Однако забивала Надя голову зря: конечно, то был не Полуянов. Пришельцы, что топтались на пороге, оказались совсем иного рода, у нее аж сердце екнуло — двое мужиков. И оба — в милицейской форме.
— Ой… — еле слышно охнула Надя.
Хотя она не нарушала в последние годы никаких законов, а все равно неприятно. Да и мысли опять на пресловутого Димку переметнулись: вдруг с ним, шебутным, что-то страшное случилось? Он ведь постоянно рискует — по делу или чаще без дела. А кого первым извещают о катастрофе? Конечно, жену — пусть и не официальную, а гражданскую.
Хотела распахнуть дверь сразу, но здравомыслие взяло верх. Спросила, не отпирая:
— Вам кого?
— Надежда Митрофанова? — раздался приглушенный дверью мужской голос.
Мысли и вовсе понеслись вскачь. Раз по имени называет — значит, точно что-то ужасное. Но Дима ведь ей звонил! Всего два часа назад! Уверял, что мирно сидит в редакции и пускает слюнки в ожидании ужина!
…А мужчина за запертой дверью тем временем сунул под «глазок» свое удостоверение:
— Я Андрей Салов, ваш участковый. Мы с вами знакомы…
Наде тут же полегчало — вспомнила. Действительно, они однажды общались. Сейчас ведь у ментов новая мода: начальство обвешивает город дурацкими плакатами «Участковый — от слова «участие», а рядовой состав иногда обходит квартиры. Знакомятся с жильцами, и если застают в жилом секторе гостей с Востока, тут же и денежку с незаконно проживающих взимают — себе в карман. Вот и участковый Салов как-то к ней на огонек заглянул, вечером, когда Надя с Димой на диване перед телевизором валялись. Проверил паспорта, согласился на кофе, охотно смел четыре домашних пирожка с капустой, выспросил, где они оба работают, а когда Полуянов попытался его на очерк о буднях участковых развести, важно сказал, что подумает и в течение пяти рабочих дней сообщит. С тех пор уже, наверно, год прошел, и, хотя Салов грозился навещать их минимум раз в три месяца и выслушивать, как он выразился, «жалобы и пожелания», больше они не общались. А сейчас он вдруг явился. Да еще и в компании с каким-то вторым ментом. Ну, если опять обход жильцов, поить кофием она их не станет. И времени нет, и без Диминой защиты боязно. Мало ли что менты в форме — на вид все равно здоровенные бугаи, неизвестно, что им в голову взбредет.
Надя распахнула дверь и, не приглашая гостей в квартиру, строго спросила:
— Что вам угодно?
— Сделай, Наденька, лицо попроще! — попросил Салов.
Митрофанова вспыхнула. Во-первых, она не терпела, когда ее, как Ленин Крупскую, «Наденькой» величали. А во-вторых, разве они с участковым настолько накоротке?..