Но, с другой стороны, он только сейчас припомнил: Надя,
Интересные же новости он сегодня узнал про собственную без пяти минут женушку!
Впрочем, надо вытянуть из Галины Вадимовны как можно больше. И Дима спросил:
— Но где связь? Допустим, Надя действительно хотела отбить у Лены Степана. Зачем же для этого ее спаивать? По-моему, совершенно нелогично.
— А по-моему — как раз логично, — отрубила женщина. — У Степана оба родителя в бутылку заглядывали. Особенно мать. И потому он пьяных девушек просто на дух не переносил. Надя это прекрасно знала. Вот и подстраивала, чтобы Леночка, когда сильно выпивши, ему на глаза попадалась… И добилась-таки своего! Получила Степана!
«Еще хлеще!» — мелькнуло у Полуянова. Однако вслух он произнес:
— Позвольте… но разве Надя его добилась? Разве получила? Ведь Степан, насколько я знаю, жил не с Надей, а с вашей Леной?!
— Да, — склонила голову собеседница. — В конце концов он покинул Надежду. И остался с моей дочерью. — И патетически добавила: — Но какую цену ей пришлось за это заплатить!..
На ее глазах выступили слезы. «Не до конца, значит, Леночку из своей жизни вычеркнула», — мелькнуло у Полуянова.
— Расскажите, — тихо попросил он.
— Лена… она ведь, когда поняла, что Степа ее на Митрофанову променял, убить себя пыталась… — прошептала Галина Вадимовна.
— Да вы что! — вырвалось у Димы.
У него просто голова кругом шла. На языке вертелись миллионы вопросов.
Но тут плотно прикрытая дверь в гостиную отворилась, и на пороге показалась давешняя девочка. Босиком, в пижамке, трет ручкой заспанные глаза.
— Маська! — кинулась к ней Галина Вадимовна.
— Мама! — радостно откликнулся ребенок.
Женщина подхватила ее на руки, прижала к себе. И строго велела Диме:
— Вам лучше сейчас уйти.
— Немедленно? — поднял бровь Дима.
Девочка на руках Галины Вадимовны уставила в него пальчик и весело произнесла:
— Дя-дя!
— Привет, зайка! — со всей лаской, на которую был способен, улыбнулся Полуянов. И поинтересовался: — А сколько тебе лет?
— Дьва, — гордо ответила та. И уточнила: — Дьва года и девьять месяцев.
— Ой, какая ты умница! Уже сколько цифр знаешь! — фальшиво изумился журналист. — И слово «мама» умеешь писать!
Девочка просияла в ответ. Потянулась к Полуянову. И он уже был готов подхватить ее на руки, когда Галина Вадимовна вдруг отрезала вмиг заледеневшим тоном:
— Мария. Нельзя.
И малышка немедленно сникла. Отвернулась от журналиста, опустила головку.
— А почему нельзя? — удивился он.
— Все, Мария. — Галина Вадимовна опустила девочку на пол. И велела: — Немедленно иди к себе в комнату.
Ребенок покорно повиновался, а журналист, едва она вышла, удивленно спросил:
— Ну зачем вы так строго?
— Потому что. Она должна с детства знать, что такое «нельзя».
— А по-моему, в Японии детям до шести лет вообще ничего не запрещают, — возразил Полуянов.
— Хватит уже. С Леной обожглась, — поморщилась Галина.
Встала и, не оглядываясь на журналиста, отправилась в коридор. Приглашающе распахнула входную дверь.
Диме ничего не оставалось, как последовать за ней.
— Я могу зайти к вам еще раз? — поинтересовался он на прощание.
— Не думаю, что это целесообразно, — пожала плечами хозяйка.
— Тогда хотя бы скажите, — попросил он. — Машенька, эта девочка… она вам кто?
— Я уже, кажется, сказала! — возмутилась Галина Вадимовна. — Дочь! Младшая!..
— Но, простите… ей ведь всего два года? Сколько тогда вам?..
— Сорок девять, — пожала плечами женщина. — А современная медицина, если вы не в курсе, позволяет рожать до шестидесяти.
— Что ж… в таком случае вы счастливая мать, — пробормотал журналист.
А Галина Вадимовна — она уже почти захлопнула дверь — на прощание горько усмехнулась.
Глава 4
Дима
Дима покинул квартиру коренковской мамаши и немедленно совершил антипедагогичный поступок: устроился прямо в ее дворе на детской площадке и с наслаждением закурил.
Обычно он старался не развращать малышню табаком, но сегодня просто деться было некуда. Не торчать же в такую жару в подъезде или на солнцепеке. А в «Мазде» Полуянов не дымил принципиально — хотел подольше сохранить пьянящий аромат новенького пластика и деталей, не забивать его сигаретным дымом. Да и Надежда ворчала, что, когда куришь, особенно на ходу, прожечь обивку — раз плюнуть, а зашить ее невозможно.
Впрочем, Надюха, тихоня и поборница здорового образа жизни, сегодня на своем пьедестале изрядно пошатнулась. Занудствует наша красавица умело, а у самой-то, оказывается, рыльце в пушку!