Одноклассник, который знал все

Чемоданов снова поразил меня своим умением перевоплощаться. Мы словно поменялись с ним ролями. Он был весьма прилично одет, пострижен, и от него разило дорогим одеколоном.

– А ты неплохо выглядишь, – кинул я ему комплимент.

– Пить завязал, – ответил Чемоданов и, придирчиво оглядев мой вид, спросил: – А ты что? Начал?

Я взял из его рук тонкую пластиковую папку, в которой лежали три странички, отпечатанные на принтере. Три странички стоимостью восемьсот тысяч долларов.

– Ты гарантируешь, что здесь все правильно? – спросил я, бараном глядя на формулы.

Чемоданов презрительно хмыкнул.

– Если твой заказчик останется недоволен, – самоуверенно заявил он, – то я верну тебе все твои деньги.

Это заявление мне понравилось.

– Ну что, шампанского? – предложил я, аккуратно пряча папку под телогрейку.

Чемоданов поморщился и отрицательно покачал головой.

– Во-первых, я не пью, – напомнил он. – А во-вторых, ты не в форме…

Ах ты, сукин кот! Как заговорил! Он уже меня стесняется!

Я протянул ему руку в полной уверенности, что мы больше никогда не встретимся.

Распрощавшись с Чемодановым, я прямиком поехал на Главпочтамт, откуда отправил выводы в НАСА срочным факсом, указав номер своего мобильного телефона. Затем зашел в церковь на Житной и поставил свечку Николаю Чудотворцу.

В тот момент, когда я выходил из церкви, произошел довольно странный случай. Я поскользнулся на мраморных ступенях и едва не упал. Не рискуя свернуть себе шею накануне новой жизни, я задержался на ступенях, выискивая более безопасный путь. И тут вдруг заметил черную «Волгу», стоящую как раз напротив меня. Боковое стекло было опущено, и незнакомый пожилой мужчина целился в меня через проем объективом фотоаппарата. Я сначала подумал, что он снимает церковь, но едва я отошел в сторону, как объектив тотчас повернулся в мою сторону.

Когда до меня дошло, что некто проявляет особый интерес к моей персоне, «Волга» тронулась с места и быстро смешалась с потоком машин.

Я брел по шумным оживленным улицам и думал о том, кому могла понадобиться моя фотография на фоне церкви. Ни одна даже очень сомнительная версия не пришла мне в голову, что несколько испортило мое настроение. Я заходил в дорогие магазины, прикидывая, какой костюм, какой чемодан куплю для авиаперелета, но незнакомец с фотоаппаратом все никак не выходил из моей головы.

Наконец я пришел к выводу, что мной заинтересовался некий криминальный тип, который каким-то образом узнал про грядущие восемьсот тысяч. «Если он надеется, что я с ним поделюсь, – думал я, поминутно оглядываясь, – то зря. Я попрошу, чтобы баксы не высылали в Россию, а положили на именной счет в какой-нибудь европейский банк».

К вечеру я захмелел от предвкушения райской жизни. Мне хотелось как-то особенно выделить этот переходный период, чтобы потом в полной мере насладиться своим новым качеством. И я не торопился домой, хотя уже не чувствовал ног, бродил около станции метро, распугивая своим видом одиноких дамочек. Потом купил две бутылки водки, килограмм «Одесской» колбасы и пошел к дешевым ларькам, где всегда паслись собаки и бомжи.

Вечер я провел у костра в обществе бродяг и нищих, щедро угощая их водкой и колбасой. Я не только усиливал контраст между звездами, к которым готовился взлететь в ближайшие дни, и своей нынешней жизнью. Я хотел замолить свои грехи, бескорыстно делая убогих счастливыми. И они любили меня, пели песни в мою честь и наперебой говорили о моих высоких нравственных качествах. Я слушал весь этот пьяный бред, перемешанный с собачьим лаем, и убеждал себя, что истина кроется именно в словах обездоленных людей, потому как они ближе всех к богу. Но когда приближенные к богу начали мочиться под себя, а потом устроили драку за остатки водки и колбасы, швыряя друг в друга пустыми деревянными ящиками, я торопливо ретировался, чтобы не подвергать сомнению возвышенные слова в свой адрес.

С утра я вплотную занялся подготовкой к отъезду. Первым делом связался с риелторской конторой и попросил прислать специалиста для оценки продажной стоимости моей квартиры. Затем сходил в авиакассы, где выяснил, в какие европейские страны упрощена система въезда, не требующая утомительных походов по посольствам. Я остановил свой выбор на Кипре и переписал расписание самолетов.

Этот день ничем больше не ознаменовался, если не считать двух звонков. Один был от Насти. Всхлипывая, она бормотала в трубку, что я совсем перестал любить ее, чистую и непорочную, что напрасно подозреваю в каких-то грехах. Она еще что-то хотела добавить, но я оборвал ее, сославшись на страшную занятость.

А в восемь вечера, верный своей традиции, позвонил «друг». Едва он затянул старую песню о моем окончательном моральном разложении, как я, сыграв изумление, что этот курилка до сих пор жив, объявил:

– Через несколько дней я сдаю этот номер, и ты будешь читать проповеди уже другому абоненту. Напоследок хочу пожелать тебе, старой промокашке, поскорее осознать всю никчемность твоей жалкой и бессмысленной жизни и всех твоих нравственных напряжений!