Одной дождливой ночью

Вот почему я здесь, – дошло до него. – Подспудное чувство вины.

Они сделали это с парнем, потому что он был черный. Белые люди. Раздобыли себе черномазика.

Черт, это всего лишь догадка, версия. Возможно, дело было совсем не в этом. Мы же не в Алабаме, в конце концов. Мотив мог быть банальнейшим. Зависть, жадность. Может, парень толкал травку, прослыл в школе буржуем, и…

Ну конечно же. Раз черный – так непременно толкач.

Все по накатанной.

Прожекторы стадиона вспыхнули.

Хансон вздрогнул, сделал судорожный вдох. Господи. Застукали.

Он обернулся. Оглядел трибуны по обе стороны поля. Никого.

Сохраняй спокойствие, – приказал он себе.

Надо полагать, просто завхоз дозором обходит. Может, и вовсе не знает, что я здесь. И все же…

Черт. Я полицейский. У меня здесь – свои дела.

По-прежнему никого не было видно.

Но кто-то же включил свет.

Дух Максвелла.

Ну да, ну да, КОНЕЧНО.

Но по коже побежали мурашки, едва он представил себе мертвого мальчика, что, пошатываясь, бредет через ворота стадиона к полю. Черная фигура, скрытая сумерками, шаркает при ходьбе. Изломанное тело, протянутые вперед руки, пальцы – скрючены. Лица нет. Один лишь обугленный ком над плечами – только с зубов копоть сошла, и они знай себе сверкают…

Ему казалось, что он почти слышит, как обгоревшие ноги Максвелла неспешно загребают землю, как хрустит его запекшаяся кожа, хрустит – и слетает черными хлопьями вниз, будто мертвая опаль.

Вот прихвачу-то я тебя сейчас, белый законник.

Так, хорош, велел самому себе Хансон, прекрасно зная: снятое с предохранителей воображение уже не так-то просто остановить. Он огляделся. Пересчитал глазами проходы под трибунами. По три – с каждой стороны. Темные дыры. Туннели, ведущие вглубь, к автоматам с прохладительными напитками и туалетам, и дальше – к воротам и забору.

Будет тебе. Пугаешь себя почем зря. Максвелл – в морге, а не…

Через поле, у ближайшей дорожки, появилась чья-то фигура.

Человек. Белый. В болотно-зеленом комбинезоне.

Завхоз?

Хансон вздохнул. Он чувствовал себя, как если бы все его силы вдруг иссякли. Стоять прямо – и то без дрожи не выходило.

Человек поднял руку в приветствии, затем поднялся на забор и спрыгнул вниз, на траву у конца бегового трека. Встав на обе ноги, он пошел к Хансону, хромая.

– Добрый вечер, офицер, – поприветствовал он.

Хансон кивнул.

Волосы человека поблескивали под огнями стадиона. У ушей они топорщились седой щеткой. Его худое лицо было обветрено, и выглядел он жилистым и крепким. Каждый его шаг сопровождало позвякиванье ключей.

– Тоби Барнс, – представился он, протягивая навстречу руку.

Хансон пожал ее.

– Боб Хансон.

– Только-только притопал сюда, Боб. Увидел твою машину снаружи. Не возражаешь, коли спрошу, как сюда пробрался?

– Перелез через забор.

Тоби, казалось, повеселел.

– Здорово. Я-то боялся, какой-то идиот оставил ворота незапертыми. Прости, что меня поблизости не случилось, – я б нормально пустил.

– Да никаких проблем.

– Ну, я подумал, в любом случае свет тебе не помешает. Я глава техобслуживания, знаешь же? Слежу за командой уборщиков. Почти вся орава – шалтаи-болтаи ленивые, – Тоби отвел глаза от Хансона, уставился на стойку ворот и нахмурился. – Жуть-то какая, – тихо произнес он. – Есть идеи, чьих это рук было дело?

– Мы работаем над версиями. Мне просто вдруг захотелось побыть здесь, и… ощутить ситуацию, что ли. Подумать над всем.

– Ты, наверное, и прошлой ночью здесь был.

– Так точно.

– Невеселое то было зрелище, наверное. Уж я-то навидался за жизнь зажаренных… Пожарным был, в Бейкерсфилдском департаменте – пока с крыши однажды не навернулся, – он хлопнул по правой ноге. Хлопок вышел странный – как будто под брючиной скрывалось что-то, что человеческой кожей явно не являлось. – Не сильно-то и хочется на такие вещи смотреть. И не привыкнешь ни в жисть. Такая уж работа – подвяжешься, и вскоре все сам смекнешь.

Хансон, решивший не выказывать преждевременных симпатий, все же почувствовал некое мрачное восхищение.

– Они не смогли завлечь меня зарплатой, – ответил он. – Вот и не стал я огнеборцем.

Тоби, ухмыльнувшись, кивнул. Его глаза все еще были прикованы к воротам.

– Думаешь, это дети учинили?

– Не знаю. Но, похоже, да.

– У нас здесь, насколько знаю, нет всяких банд.

– Банд?

– Ну да, такие делишки обычно обстряпывают банды. Расправы с огоньком.

– Вы знали того парня? – спросил Хансон.