Одно Целое

Всю остальную дорогу мы ехали почти молча. Краски сгустились в какой-то непонятной мрачной гамме, слова не справлялись с нашими мыслями. Мы ссорились и ничего не понимали. Плутая по дорогам, мы с трудом пробирались по вечерним пробкам, навигатор то и дело заводил нас в тупик или не к тому перекрёстку, или к несуществующему проезду. Уже давно стемнело. Усталость и нервное перенапряжение формировали полную и беспросветную апатию ко всему вокруг. Наконец, мы отыскали дом, в котором жила подруга Вики. Мы остановились, я заглушил двигатель.

– Давай напьёмся сегодня? – проговорил я.

– Сама хотела тебе это предложить, – ответила Лена.

Глава 59

Прелесть детского восприятия заключается в Тотальной Надежде. В Вере во всё лучшее и прекрасное. Это неколебимое чувство не окрыляет, не придаёт смысла, оно успокаивает. За тебя, по сути, всё решают, и ты не думаешь о сверхзадаче, сверх проблеме. У тебя полно времени, хотя его совсем и нет. Тебе кажется, что его, этого времени, много, что ты всё успеешь, как только возьмёшь и постараешься. Потом ты также ведёшь себя, также как ведётся, искренне, открыто и с надеждой. Вот только задачи становятся всё жизненнее, приземлённее, и тебе всё меньше мечтается. Твои слова становятся другими, твои желания развращают тебя, приносят радость и медленно или быстро (в зависимости от желаний) убивают. Смерть мечты не так страшна, как смерть или уход близкого человека. Хотя, о людях мы рано или поздно забываем, а о мечте никогда. Если она не реализована, то мы – парализованы. У нас нет радости, нет скорби, нет трепета от прикосновения, всё серо и уныло, как дождливое второе сентября после яркого лета для почти каждого школьника или студента. Лето, конечно, может быть не ярким, но тогда второго сентября от этого ещё грустнее.

… Оттрубят фанфары, засияют фары

От машин пролётных, нервно окрылённых.

Все как в болоте, злобные, в работе.

Все мы – на излёте! Заебались – во те!..

– А кто это там возле магазина стихи читает? – спрашиваю я у кассира, пробивая виски и сигареты, ну и еду, что Лена положила в корзину.

– Это Семёныч, местная знаменитость, толкает своё искусство в массы, пугая прохожих, – отвечает мне лет сорока пяти кассирша, пикая продукты, – он тут соловьём заливается почти каждый вечер, пока или менты не заберут, или по башке не получит. Ну, или совсем, вдрызг не нажрётся, и сам утихнет на ближайшей лавке.

– Агрессивный? – интересуюсь я.

– Да нет, совсем нет, даже хороший, интеллигентный. Только подчас язык длинный, от того и огребает, – завершая процесс пробивания, – картой или наличными?

– Картой, – отвечаю я, – и пакет ещё.

– Само собой, – говорит мне кассирша с именем Изольда на бейджике, – вы только не общайтесь с ним, мимо сразу проходите.

– Почему? Он же не агрессивный? – говорю я.

– Его-то я знаю, а вас – нет.

– Неужели я похож на человека, который… – не успеваю договорить я.

– Все мы не похожи на тех, кем являемся и кем можем стать.

Я киваю ей в ответ, собираю покупки в пакет и выхожу из магазина. Семёныч раздирается какой-то непонятной хренью, видимо хорошими стихами, раз делает это так одухотворённо, попивая что-то из своей бутылки. Я бросаю ему в шапку всю мелочь, что болтается в моих карманах. Он благодарно кланяется мне и декламирует дальше слегка уже запинающимся языком. Перехожу дорогу, подхожу к подъезду, где на лавочке сидит Лена, не пожелавшая стоять в очереди в магазине.

– Всё купил? – шаря по пакетам, спрашивает она.

– Ничего не выкладывал, – отвечаю я.

Лена достаёт бутылку виски, делает глоток, морщится, выдыхает. Изо рта её идёт пар. Я беру бутылку, тоже отпиваю и сажусь рядом на лавку.

– Дела наши, малышка, не ахти совсем, – озвучиваю я, доставая сигареты.

– Кому ты это говоришь? – Лена делает ещё глоток.

– Мы в какую-то жопу угодили с самыми искренними намереньями, – произношу я, чиркая зажигалкой.

– Я знаю, – Лена кладёт голову мне на плечо, – если хочешь, давай, и правда, просто свалим от всего этого. Не будем играть в силу и искренность, в доброту, заботу, небезразличие. Просто начнём ещё раз. Снова.

Я делаю ещё глоток, отдаю Лене свою зажжённую сигарету, прикуриваю ещё одну. Начинает идти снег, хотя на улице плюс. Мы сидим возле подъезда, прикладываемся к бутылке и курим сигареты, мы опять – одно целое. Вдалеке что-то вещает Семёныч. Надеюсь, он не огребёт сегодня.

Глава 60