Одно сплошное Карузо (сборник)

Преобладала тема свежести, весны, новые идеи облекались в формы метеорологических эвфемизмов и аллегорий, «Свежести, свежести, хочется свежести, солнечной снежности, а не заслеженности!» – кричал Евтушенко. Рождественский писал о гидрологе на льдине: «Ох, и надоела мне одна, не меняющаяся глубина…» Яков Аким рассказывал о слепом в метро, которого выводит на поверхность девочка с веткой сирени. И публика прекрасно понимала, о чем говорят поэты.

Следующим шагом были уже стихи Вознесенского «Пожар в Архитектурном институте» и «Левый крайний». Метафоры стали еще прозрачнее, поэзия вылилась на улицы. Ежевечерние чтения у подножия памятника Маяковскому в Москве, на площади Искусств в Ленинграде, первая группа «смогистов» (Самое Молодое Общество Гениев)… Самое молодое, потому что моложе Евтушенко и Вознесенского, а стало быть, и смелее; те, что могут обойтись без этих бесконечных «фиг в кармане» и сказать гадам прямо в лицо, что они падлы.

В этот момент власть и ее подручный комсомол осознали, что надо отвечать на требования публики. Стали открываться по всей стране магазины «Поэзия» и кафе «Поэзия», учреждены были официальные «дни поэзии», а наиболее дерзких смогистов отправили полечиться. В силу вступила русская поговорка «На что ведьма ни глянет, все вянет». «Поэтическая лихорадка» стремительно пошла на убыль.

Любопытно, возникнет ли некоторое подобие «поэтической лихорадки» на фоне новой, еще не очень-то размороженной оттепели, и если да, то какие она примет формы. Вряд ли после всего того сравнительно еще недавнего опыта поэтических битв и подавления поэзии новое поколение будет таким же наивным и уж наверняка не будет таким спонтанным. Впрочем, возможно, меньше будет склонности и к конформизму.

Однако с приведением поэзии в официальное русло море не успокоилось. Началось новое повальное увлечение (уже одно возникновение этих массовых эстетических одержимостей отличало то время от сталинской кровавой стыни), на этот раз это был «человек с гитарой».

Гитарная поэзия фактически вытеснила из общественного сознания образную систему официального революционного романтизма с его «красными конниками» и «человеком с ружьем», столь любезным сердцам «ворошиловских стрелков». До появления нового романтика, молодого «человека с гитарой», массовая советская песня исполняла сугубо служебные функции, связанные с выполнением партийных решений. Это, впрочем, не означало, что она была всегда плоха, достаточно вспомнить «Песню о встречном» Дмитрия Шостаковича. Тем не менее массовая песня вздувала и накачивала «романтику» всегда в том направлении, куда требовала партия, – если требовалась, скажем, рабочая сила на Дальнем Востоке, возникала «романтика дальних дорог» и так далее. К числу больших успехов этой пропагандной песни следует отнести совершенно немыслимую для любой другой страны романтизацию образа так называемого «пограничника», то есть стражника. Народ до сих пор еще не осознал, что «пограничник» мало чем отличается от вохровца при зоне.

«Молодой человек с гитарой» начинал с очень личных, интимных, лирических песен, говорил о грусти, дурных предчувствиях, слабых надеждах, и в этом был дерзкий, едва ли не воинственный вызов официальщине. Вслед за Окуджавой на сцене появился Высоцкий с его анархическим призывом, с неясными бунтарскими нотами. Кстати говоря, на недавнем «хеппенинге» в Московском манеже молодые поэты и рок-музыканты новой «оттепели» поднимали образ Высоцкого как мученика брежневской глухомани, а Александр Градский даже сказал, что, если бы Владимир мог выступать открыто, он остался бы жив и по сей день.

Вслед за Галичем гитарная поэзия пошла по очень естественному для нее пути политической и антиидеологической сатиры. Галич как знамя этой волны был выпихнут за границу, где через несколько лет стал жертвой несчастного случая. Усмирить или приручить гитарную поэзию полностью властям по сути дела никогда не удавалось. Вот и сейчас, на смену Высоцкому и Галичу пришли уже многие молодые, пусть пока еще не такие громкие, но уже со своим голосом; среди них очень популярный Саша Розенбаум.

В лице гитарной поэзии идеологический кордон впервые столкнулся с новым для него и, может быть, наиболее нежелательным феноменом – соединение свободного народного искусства и современной технологии. Кассетники «Магнитиздата» просто-напросто взломали непроницаемый мир советского идеологического захолустья. Они проникали во все самые глухие углы, стирая, как Ленин учил, грань между городом и деревней.

Это явление, современная технология на службе искусства, тогда, в шестидесятые, только-только еще начиналось, сейчас оно со всеми этими видеосистемами и сателлитными тарелками переживает период бурного расцвета, и это не сможет не отразиться на новой культурной оттепели в Советском Союзе, буде она состоится.