Читаем Одно мгновенье полностью

На другой день я проснулась очень рано. Я прислушалась к твоему дыханию. Наступит день, когда я не услышу его. Я не хотела, чтобы меня затянула трясина. Он умрет, он умрет, твердила я себе, завтра или через две недели, он обречен, нужно отдавать себе в этом отчет. Не тешить себя надеждой. Знать. Потом забыть, что знаешь, и жить, как обычно. Не останавливаться — вставать, принимать душ, чистить зубы, отправлять детей в школу.

Когда ты проснулся, все стало гораздо проще: мы были вдвоем, Я не хотела думать, надолго ли. Секунды казались мне часами, дни — секундами. Наша жизнь — что она для вечности? Мгновенье. Одно мгновенье. Все человеческие жизни, начиная с пещерного предка, скованные в единую цепь, создали историю человечества. Ты скоро умрешь, я умру немного позже. Мы станем одним звеном цепи.

IX

На пятый день после операции, утром, вошел санитар и предложил тебе походить. Ты с трудом поднялся, я надела тебе твои домашние туфли. Ты казался невероятно высоким, пижама висела на тебе, как на вешалке. Санитар поддерживал тебя с одного бока, я — с другого. Знал ли он что-нибудь? Знал ли он, что я все знаю? Я не хотела в сообщники никого.

Сначала мы подошли к окну, чтобы взглянуть на сад.

— Как будет хорошо, когда мы вернемся в деревню, — сказал ты.

Я уговаривала тебя снова лечь, потому что догадывалась, что ты собираешься сделать, и так оно и случилось. Ты пошел в ванную, к зеркалу. Многое я отдала бы за то, чтобы свет тебя обманул! Ты пристально посмотрел на себя, привычным жестом поправил волосы. Голова чуть наклонена вперед, взгляд внимательный. Я опередила тебя:

— Нельзя, сказать, что ты выглядишь хорошо.

— Да, нельзя.

— Это потому, что ты стоишь. Когда ты ляжешь, я дам тебе свое зеркальце, и ты увидишь, что в постели у тебя румянец.

Это была правда. Когда ты лежал, кровь приливала к твоему лицу, и ты выглядел неплохо, только глаза, очень тусклые, беспокоили меня.

Ты снова лег.

Я смотрела на тебя, как пятнадцать лет назад, когда наша любовь только рождалась и мы узнавали друг друга. Да, это был взгляд первооткрывателя, мне казалось, будто я вижу тебя впервые в жизни. Наши жесты, самые простые, самые обычные и в то же время самые интимные и прекрасные, — все всколыхнулось в моей памяти, уже окрашенное этим «никогда больше». Я знала, что уже принадлежит прошлому. Никогда больше ты не подкинешь в огонь полено и не посадишь на плечи детей. Правда, я еще могла видеть, как ты переворачиваешь страницы книги, касаешься моей руки, пишешь письмо. Однако почти все твои движения уже выдавали болезнь, на них лежала ее печать: ты ходил медленно, немного наклонившись вперед, брился в два или три приема, садился в постели осторожно, опираясь на руки.

О любовь моя! Неужели смерть уже так близка, что незаметно для тебя наложила свой отпечаток на каждое твое движение? Нет, конечно же, нет, это мне так кажется, потому что я все знаю. Вечером я смотрела, как ты спишь: твое лицо было неподвижно, но я видела, как у тебя на. шее пульсирует жилка. А потом око будет такое же? Сегодня ты еще живешь. Этот день выигран. Как она придет, смерть? По каким признакам узнаю я, что она приближается? Я старалась уловить их, но ведь я впервые в жизни сталкивалась со смертью. Замечу ли я ее приближение? Ты был моим сфинксом, но ты даже не подозревал, какую загадку загадал мне. Ты не догадывался об этом, но я пыталась получить ответ у тебя. Я с изумлением смотрела, как ты ешь, и не могла понять, было ли это мужеством, я хочу сказать, заставлял ли ты себя есть, чтобы скорее поправиться, боясь слабости, которую ты, возможно, чувствовал, или твоя молодость даже на пороге смерти превращала тебя в молодого голодного волка.

Я не знала, выйдешь ли ты из клиники живым. Часто, глядя на белые стены, которые я ненавидела, я думала: неужели именно здесь нас настигнет твоя смерть? Нет, тебе становилось лучше, и однажды утром нам объявили, что мы можем вернуться домой.

Я уложила чемодан. Погода была дивная, и мы постояли несколько минут у окна. Я не из тех женщин, у кого глаза на мокром месте. Комната снова стала безликой, какой она была в тот день, когда мы приехали сюда, и только отцветающая роза доживала свой век в стаканчике для полоскания зубов. Следующий больной мог войти. Да, это была роковая для нас комната… Мне хотелось, чтобы ты поспал перед отъездом, но ты был полон планов, ты попросил меня снова рассказать тебе о доме в горах, в котором мы скоро поселимся.

Он будет стоять на лесной опушке, фасадом к восходящему солнцу. Ты не сможешь ходить на лыжах, но мы возьмем напрокат сани и завернемся в меховой полог, от которого немного попахивает лошадью. Мы будем гулять под заснеженными деревьями и приручим голубых белок. Мы будем завтракать, обедать и ужинать на деревянном балкончике и вечерами наблюдать, как закат озаряет вечернее небо и одновременно зажигаются огни в деревне. Ты будешь есть по шесть раз в день и принимать солнечные ванны.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии