Однажды всё изменится

Когда поднялись на нужный этаж, останавливаюсь и разворачиваю Полину к себе лицом. Смотрю в любимые глаза.

— Никогда так не делай больше — прошу её- это неприятно.

— Яш — она теряется на секунду, но потом так крепко обнимает за шею.

Все неприятные мысли вылетают из головы, когда слышу её голосок над ухом.

— Прости, обещаю больше от тебя ни на шаг.

— Да не в этом дело — немного отстраняюсь.

— Я знаю Яш, что тебе неприятно, что я с ними общаюсь. Если хочешь можем уехать из деревни или поехать к моим родителям погостить. Тебе так спокойней будет.

Уехать? Но… Хотя урожай почти снят и нас тут ничего не держит…

— Я не об этом говорил. Неприятно когда за спиной ты вот так поступаешь, а говоришь о доверии.

Она растерялась.

— Прости — опускает взгляд — я очень переживала за Петю и не подумала, что ты тоже, ведь он твой брат. Я думала, что после всего, что он сделал, ты не захочешь его видеть. Но когда мы сюда приехали я не удержалась я очень за него переживала.

— И с чего такая забота о самом отвратном разгильдяе?! Я не понимаю Полин.

Её забота о нём просто раздражать начинает.

— Он же тоже живой человек и я наверное слишком впечатлительная, не знаю, но после того, что с ним случилось в скорой мне хотелось убедится, что с ним всё хорошо и он жив только и всего.

— Сердобольная, знаю — пытаюсь спокойно выдохнуть на её тираду, но чего-то не получается.

— Так ты сейчас идёшь к нему один и общайтесь сами, понял!

— Да ладно, мне не сложно — напугала.

Шагаю вперёд.

— Третья палата — говорит в спину.

— Разберусь.

Иду вперёд. Да докатился, никогда бы не подумал, что пойду проведывать Петьку в больнице.

Подхожу к палате и открываю дверь. Замечая как Полина проходит к окну в коридора, ну вот подожди меня.

Прохожу в палату окна зашторены такой полумрак.

Замечаю длинную фигуру Петьки на кровати у окна. Он дёргается и пытается приподняться, но шипит и морщится, прижимая ладонь к левому боку.

— Кто здесь — не узнаю его дрожащий голос. Он вертит головой и щурится.

— Это я Яша — спешу его успокоить, а то уже пальцы на руках начали вздрагивать.

Полина же говорила, что он стал каким-то другим, нервным.

Подхожу ближе и пытаюсь его разглядеть. Дышит он тяжеловато. Смотрит не на меня, и я понимаю, что он не видит, только голову повернул в направлении голоса. Кошмар конечно.

— Непривычно тебя слышать — медленно опускается на подушку и устало прикрывает глаза.

Да выглядит он очень уставшим, ещё и похудел очень сильно, на руках стали видны вены. Что с ним вообще происходит?

— Мне тоже непривычно тебя навещать — признаюсь честно.

— Полина заставила? — выдаёт безапелляционно.

— Вообще-то я сам хотел, но она меня опередила.

— Ты постарайся её держать при себе.

— Чего? — не понял сейчас?

— Того! Чтобы не совалась, куда не следует! — его аж, потрясывать начинает.

— Да о чём ты?!

— В разборки с отцом пусть даже носа не суёт понял! — почти кричит.

Да что с ним такое?

— Я бы не позволил ему тогда навредить ей.

Он что подумал, что я в стороне стоял тогда?

— Вот и не позволяй! Пусть за километр его обходит.

У него действительно появился страх после нападения.

— Его же посадят.

— Не знаю. Сегодня заявление на него с утра составляли с моих слов. Но ты ж знаешь мать. Хотя… Нет не знаешь — говорит хрипло.

— Да не знаю и что с того.

— А то, что она костьми ляжет, но вытащит его, что бы мы не делали. Сашку задавит.

— Но вас же много и мы ещё подтвердим.

— Не надо не впутывайтесь в это. Он же мстить начнёт когда выйдет, наверняка.

— Значит надо постараться засадить его надолго.

— Яш — усмехается — ты такой наивный. Там всё схвачено, наш Петрович никуда не даст хода. Это ж ему прилетит за всё. Замнут, как в прошлый раз — устало прикрывает глаза.

А мне так стыдно становится, что не помню ничего, что с ним было.

— Я не помню этого — признаюсь ему.

— Что? — он поражён — как это? — немного теряется.

— Не знаю, мне Сашка рассказал, а так я не помню, дыра какая-то.

— Офигеть — он опускает голову на подушку и прикрывает глаза — я всё думал ты притворяешься, под дурочка косишь, несчастного, чтобы тебя Галина пожалела. Идиот — усмехается, но тут же морщится и прижимает руку к левому боку.

— Что у тебя слева? Всё время руку жмёшь.

— Шов, болит зараза. Двигаться не даёт совсем — тяжело выдыхает.

— Может обезболивающее поставят?

— Не хочу, так потихоньку привыкну, наверное.

— А что врачи говорят?

— Швы снимут и на волю — усмехается морщась.

— Понятно, а если серьёзно. С глазами что?

Он меняется в лице.

— Карма. Можешь выдыхать, за тебя сама судьба отмстила, как видишь.

— Как был клоуном, так и остался! Может, хватит паясничать, а пора жить нормально. Встреваешь вечно в передряги. Так и башку оторвут, не заметишь.

По его лицу пробегает волна боли. А меня прорывает, я столько лет молчал, а сейчас подвернулся случай всё ему сказать.

— Не твоё дело — его голос звучит надломлено.