Однажды в СССР

Дело в том, что МГУ, как и любой большой организм, совершенно по-разному воспринимается со стороны и изнутри. Извне кажется, что это холодный и бездушный храм науки, призванный ковать научные кадры и обеспечивать ими народное хозяйство великой страны. А на самом деле внутри этого колосса кипят очень живые и интересные процессы. Учёба – главный, но не единственный аспект жизни большого коллектива. Клетками этого организма являются студенты и преподаватели. Но преподаватели – тоже бывшие студенты. И все они вступают между собой во всевозможные отношения – официальные и не только. Так, добрая половина членов приёмной комиссии когда-то сдавали Шукленкову зачёты. Николай Николаевич уже четверть века занимался укреплением тела и духа будущих экономистов. И, например, вот этот важный молодой доцент, второй справа, вовсе не забыл, как умолял неумолимого Шуклю зачесть ему конвульсивные извивания на перекладине как подтягивания. А вот та и сейчас красивая и подтянутая женщина-профессор имела когда-то, будучи студенткой, головокружительный роман с преподавателем физкультуры в летнем университетском лагере «Буревестник». И страстно мечтала выйти за него замуж, хоть он ей и в отцы годился. К счастью, не срослось. У него были лишь две страсти в жизни – спорт и экономический факультет. Им он отдавался без остатка, так и прожив жизнь бобылём. Зато у неё сейчас две дочки красавицы и муж – ответственный сотрудник министерства тяжёлой промышленности. Но разве можно забыть или предать юность? Тем более что старшенькая совсем не похожа на мужа.

А вот сам декан – профессор и заслуженный деятель науки РСФСР. Его перу принадлежат более двадцати книг, а его студенты стоят у руля советской экономики. Он прошёл всю войну, начиная с финской. Ордена с медалями надевает только на Девятое мая – тяжесть ужасная, весь костюм оттянули. Но он и сейчас верит, что не выжил бы тогда, в сороковом, не перенёс бы дикий мороз и белый ужас под скупым, но выверенным огнём финских кукушек, не донёс бы то, спасшее жизни многих однополчан, донесение, если бы не был чемпионом Ленинграда по лыжным гонкам. Ему очень импонирует этот смышлёный провинциальный мальчик с чистыми глазами, и он класть хотел с прибором на подготовленную секретарём выкладку с распределением мест исходя из неофициальных пожеланий высокопоставленных чиновников. У Николая Николаевича, который всю войну прошёл в пехоте и выжил, несмотря на свой высокий рост, совести больше, чем у тех чинуш, вместе взятых.

– А какой вид спорта? – пророкотал его тяжёлый бас, теперь уже обращаясь к мальчишке.

– Плавание и бокс.

– Что-то не похож ты на боксёра. Больно худенький да бледненький, – лукаво подначил декан.

Ромка растерялся и неожиданно для самого себя брякнул:

– Вот у меня нос два раза сломан, – указывая на кривой шнобель. Ему даже в голову не пришло достать лежащую в папке кандидатскую книжку.

– А-ха-ха-ха! – развеселился профессор. – За одного битого двух небитых дают.

Вслед за шефом заулыбались и члены комиссии.

– Ну, что думаете, Эльвира Георгиевна? – отсмеявшись и посерьёзнев, обратился декан к самой старшей и, видимо, самой авторитетной здесь после него женщине-профессору.

Она, величественная аристократка, похожая на Фаину Раневскую, всё это время внимательно смотрела на Романа, не улыбаясь, даже когда другие смеялись, но и без недовольства, как, например, сидящая сбоку от декана секретарь приёмной комиссии. По тому, как напрягся Шукленков, Ромка понял, что именно сейчас решается его участь.

– Ну что ж, Виктор Никитич, я думаю, нужно дать мальчику шанс. Очень не хотелось бы сломать обещающую судьбу на взлёте. Бокс и золотая медаль – довольно редкое сочетание. Не находите? – словно обращаясь ко всем в комнате, закончила она.

Тут взвилась до того молчавшая секретарь, в чьи функции входили чисто процедурные вопросы:

– Никак не можем! У него же московской прописки нет! И, Виктор Никитич… – она, привстав, наклонилась к уху шефа и что-то горячо зашептала.

Не дослушав, тот рявкнул:

– Здесь я решаю, кого брать, а не замминистра! А ты вот что – за два дня должен на работу устроиться с лимитной пропиской. Сумеешь? – так же быстро остыв, как и воспламенился, обратился он уже к Ромке.

– Конечно сумеет! – быстро ответил за него Шукленков и, снова схватив за руку, потащил прочь из комнаты так же стремительно, как до этого втащил в неё.

– Спасибо! – извернувшись уже в дверях, успел крикнуть Ромка, обращаясь как бы ко всем, но глазами встретившись с божественной женщиной. Оказалось, что её глаза умеют смеяться и быть очень тёплыми. А ещё они были совсем молодыми…

* * *