Помню, как-то пригнали к нам на “Газели” несколько ручных противотанковых гранат РПГ-7 с кучей снарядов на них, а также несколько десятков РПГ-18, именуемых в народе проще – “Муха”. Я тогда засмеялся и спросил у бойца: вы что, штурмовать Кремль собираетесь? Ответ поразил: дадут команду, возьмем и Кремль. Давно пора…
– И всему этому вы обучали этих подонков? – воскликнула пораженная Гюля. – Ведь они же бандиты и приобретенные навыки будут использовать против мирных граждан! Вы!.. Я не знаю, как назвать ваш поступок!..
Длинный уставился на Гюлю, как сытый удав на мартышку. Но после, с привычным для него спокойствием и некоей долей снисходительности, ответил:
– Быть бандитом не обязывает человека стать и подонком. Они просто находились по ту сторону баррикады. Поверьте, среди так называемых правоохранительных органов подонков может больше. Особенно в ту пору. Вспомните историю Мансурова.
– Но это не освобождает вас от ответственности, – мрачно произнес Прилизанный.
– Перед кем и за что? – после небольшой паузы спросил озадаченный рассказчик.
– Я понимаю, что вы нарушали законы другой страны, но это не освобождает вас хотя бы от моральной ответственности, для которой нет границ. По существу, вы обучали, возможно, будущих убийц смертоносным навыкам. Вы это осознаете?
– А-а, бросьте… – устало махнул рукой Длинный. – Среди них было немало отставных военнослужащих и контрактников, прошедшие Чечню и другие горячие точки, и они разбирались в военном деле не хуже меня. Парни просто скромно молчали, участвуя в процессе – я это чувствовал. Если не я, то кто-то другой занял бы это место. Эти мальчиши-плохиши были детьми своего времени, и породили их такие важные политики, как вы, например…
– Я?! – искренне удивился Прилизанный. – Да что вы мелете? Я вообще против какого-либо насилия. Бред какой-то!.. – нервно усмехнулся он. – Я законопослушный гражданин и всегда боролся во имя торжества этого закона.
– На самом деле вы универсальный чиновник. Такие, как вы, повсюду: в России, в Китае, во Франции, в Уганде… Во всем мире, где существует присутствие хоть какой власти и управляемой ею толпы.
Вы молчаливо и беспрекословно выполняете любую команду от вышестоящей инстанции, не задумываясь о причинах и последствиях. Вы, как хорошо вымуштрованная овчарка, способны по команде фас бросаться на любого индивидуума, чем-то не вписывающегося в систему. Вы малый кукловод, управляемый чуть большим, а тот другим и черт знает, куда упирается вершина этой пирамиды. Я не удивлюсь, если к самому Богу или Дьяволу. Поди разберись, кто из них чем занимается.
Когда вы наглеете, упиваясь безмерной властью или же, наоборот, атрофируетесь от вседозволенности, происходят революции, разрушаются системы, развязываются войны. Все устоявшееся, положительное для таких маленьких людей, как я или этот несчастный Мансуров, летит в тартарары. Вот тогда и появляются эти, так называемые, бандиты, бригады, гангстеры – в общем, пассионарии, которые не желают ходить по чьим-то стрункам. Большинство погибают. А выжившие незаметно для себя нередко и сами превращаются в кукловодов, поступая на службу к Матрице…
Прилизанный взорвался:
– Бред несете! Насмотрелись фильмов… – он с гневом стукнул карандашом по столу и, кажется, сломал. – Я никогда против совести не выступал, понятно? Никто не сможет утверждать, что я когда-либо совершал недостойный поступок или поддержал неправое дело.
– Да, конечно… – вяло согласился Длинный. – Никому это и не нужно. Людям не до вашей морали, у них свои разборки с Матрицей… А вашу совесть просто отформатировали. Система, которой вы служите, давно внушила вам, что все, что делается от имени этих чертовых “законов,” – свято, верно…
– А разве не так? – воскликнул обескураженный Прилизанный. – Если нет закона, начнется анархия, возникнет беспредел! Считаете, тогда обществу… маленьким людям, вроде вас, будет лучше? Вы что, предлагаете Антиматрицу?
– Нет, я ничего не предлагаю… – чувствовалось, что рассказчик устает. Он непроизвольно вгляделся в пустующую рюмку. – Я хочу, чтобы такие, как вы, хоть однажды задумались – почему во все времена законы служат прежде всего сильным мира сего и обслуживают их интересы? Почему палач, исполняющий смертную казнь, по вашей морали освобождается от ответственности, если даже был вынесен несправедливый приговор? Потому что он слуга, исполнитель закона? Но разве в этом случае он не является орудием убийства и не разделяет ответственность пусть даже не перед совестью, то перед Богом?
– Где он, покажите мне его, черт возьми… – тихо огрызнулся в сторону Ветеран в тельняшке.
– Кто мешал этому палачу анализировать приговор, апеллировать здравой логикой и вынести свой вердикт для обвиняемого? И в конце концов, кто дал ему право быть исполнителем чужой воли, именуемой Законом, являющимся, в общем-то, бездушной субстанцией и лишить человека свободы или жизни?