Однажды в Карабахе

Кроме того, этот нехороший начальник обидел не одного человека и каждый из его недругов мог бы являться мстителем. Так или иначе, пока определяли место проживания Мансуровых и отправили в Москву оперативников, прошло немало времени. Но у братьев оказались железные алиби. Алигейдар Мансуров продолжал лечиться от полученных сотрясений в одной из частных неврологических клиник Москвы, руководство и персонал которой однозначно подтвердили: в момент совершения убийств в Баку он находился на стационарном лечении. А Эльшан продолжал колесить на своем бортовом “Камазе”, снабжая торговые точки Московской области производимыми на предприятиях Манучарова товарами. Проверка его путевых листов, а также допрос персонала этих предприятий, хорошо отозвавшемся о молчаливом, пунктуальном экспедиторе, однозначно подтвердили его алиби.

– А вы как думаете? – я неуверенно спросил. – Может, действительно не они?

– Тут можно фантазировать сколько угодно. Я лично думаю, что травка и купюра во рту убитого, как послание имели двоякое содержание: во-первых, указывали на преступную деятельность этого субчика, то есть дискредитировали, как представителя правоохранительного органа; во-вторых, камуфлировали настоящих убийц, коими являлись братья Мансуровы или их наемники, направляя следствие по ложному пути. Как бы ни было, следствие зашло в тупик и дополнило ряды висяков…

Когда страсти улеглись, Алигейдар возвращается в Баку. Хотя прекрасно мог устроиться в Москве и успешно ловить золотых рыб в мутной воде, чем занимались тогда тысячи переселенцев со всех концов разрушающейся страны.

– А может он просто хотел возвратиться в родной город?

– В город, который кишел беженцами из Армении, Карабаха и других неблагополучных регионов, столкнувшимися если непосредственно не с войной, то с безработицей или безвластием. В город, теряющий своих лучших людей независимо от их национальности. В город, то и дело кипящий митингами, политическими страстями, противостоянием различных новоявленных лидеров, разрывающих растерянный народ в стиле лебедя, рака и щуки ко всем чертям… И наконец, в город, переживший к тому времени весь кошмар 20 января 1990 года, когда “родные” советские танки по приказу Горбачева давили своих же соотечественников похуже, чем в Афганистане. Тебе понравился бы такой город, после Москвы?

– Это догадки…

– Пора закругляться, – бесцеремонно перебил меня полковник. Тебе предстоит нелегкая задача и, честно говоря, я сам уже не уверен в ее благополучном исходе. Но если вдруг у тебя получится, запомни, сынок, ты спасешь тысячи жизней соотечественников и поможешь стране предупредить многие беды…

Выполни свой долг, сынок, хотя бы во имя брата. За тех, кого уже нет с нами.

Да хранит тебя Аллах!..

Длинный, выдержав паузу, в очередной раз опрокинул рюмку. Ветеран в тельняшке, откусив с вилки пол огурца, огрызок заботливо сунул ему под нос. Тот благодарно втянул соленый запах.

– Выпьем за отечественных шпионов, – предложила Аталай.

– Разведчиков, – важно поправил Арзуман, наполняя ее рюмку.

– А-аа – пчи!.. – Бакинец оглушил присутствующих. – Один хрен! Кто это придумал – если свои, то разведчики, чужие – шпионы.

– За неизвестных героев! – покосившись на него, подняла рюмку Аталай.

– Ну, твой герой уже известен! – продолжал пакостничать Бакинец, кивнув на рядом сидевшего с ней чисто выбритого, и от этого как будто поглупевшего Ганмурата. С утра Огуз был, как на иголках, изредка лениво ковырялся в тарелке, видимо, вчера объелся шашлычков. Услышав намек, он гневно сверкнул глазами на обидчика. А тот, нагло пользуясь рельефом местности, не позволяющем оппоненту с ходу его достать, вновь нахамил:

– Ну, как шашлычок-то, Ганмурат? Мясо молодое, сочное? Не то, что у вас в горах пасется?

Огуз, аж позеленел от обиды и схватился за стакан с мацони. Тут за Ганмурата жестоко отомстила Гюля:

– А ты все облизываешься, да, кобель. Молодое мясо не по твоим зубам. Иди челюсть отремонтируй.

Взрыв хохота потряс пространство. Даже Огуз рассмеялся, забыв про мацони. Бакинец чуть не поперхнулся водкой.

– Женщина!..

Арзуман бесцеремонно похлопал его по плечу:

– Сам виноват. Кто тебя за твой поганый язык дергал?

– Да-да… Нечего про честных дам сплетни разводить, – “целомудренно” вставила Аталай, даже не краснея.

– Ах, мы такие девочки-целочки! – с сарказмом пропищал Оператор.

– Особенно ты, – буркнул Режиссер.

– Все-все, – постучал вилкой по тарелке Прилизанный, – начали за здравие, кончили за упокой… Продолжайте,      голубчик, – обратился он к Длинному, – спасите нас от словоблудия…

– Москва встретила меня неласково. Стояла осень. День был пасмурный и дождливый. Я со спортивной сумкой на плече неторопливо шел вдоль Курского вокзала и думал о прожитом. Сердце угнетенно билось, и меня доканывало желание послать все к чертям собачьим, найти Джулию и укрыться с нею где-нибудь подальше ото всех.

К сожалению, не всегда можно потакать желаниям…

Продолжение следует.