Однажды суровой зимой (СИ)

Юноша обессиленно наблюдал, как хозяйка домика суетится вокруг. Как отщипывает пучочки трав из развешенных тут и там заготовок, как засыпает их в чайник. Отходит в угол к маленькому шкафчику, встает к нему спиной. Начинает греметь посудой. Ее густые растрепанные волосы цвета лесного ореха отливают золотом в отблесках огня.

В маленьком домике из мебели был лишь этот шкафчик, похожий на деревенский сервант, пара сундуков, круглый столик и два стула в одном углу, кровать с кучей перин и одеял — в другом, рядом с очагом. И еще кресло, в которое его усадили. Все остальное пространство занимали травы, шкуры и корзины. На столе красовался ком оплывших свечей на большом глиняном блюде. А слева от очага — узенькая дверца, ведущая, видимо, в кладовку или подсобное помещение.

— Ты что, одна живешь в этом медвежьем углу? — внезапно осенило юношу.

— Угадал, болезный, — девушка обернулась к нему.

Она держала в руках блюдо с нарезанным сыром, хлебом и большим ломтем мясного пирога.

Хозяйка подала ему тарелку:

— Угощайся.

— Но почему ты одна? — юноша принялся за еду.

От вида и запаха пищи желудок свело. Ему захотелось накинуться на угощение, но он старался есть не слишком торопливо, чтобы не напугать девушку своим поведением.

— А ты почему один лазаешь по горам в непогоду? — вопросом на вопрос ответила она. — Зима выдалась слишком суровая для долгих ночных прогулок.

Внезапно его взгляд упал на предмет возле ног. Под кроватью лежал длинный чуть изогнутый кусок зеленого дерева.

— Ты что, ведьма? — паренек перестал жевать и уставился на нее.

— Конечно, ведьма, — девушка лукаво прищурила бирюзовые глаза. — Пойду натоплю баню, вымою тебя и изжарю в печи, как подобает приличной лесной карге.

Хозяйка наклонилась, заглянула под кровать, но извлекла не посох, а большую деревянную шкатулку, в которой что-то звякнуло. А потом заспешила к узенькой дверце слева от простенького очага, который даже камином назвать нельзя было.

— У тебя нет печи, — зачем-то возразил гость.

— Вот незадача! — бросила девушка, прикрыв за собой дверцу.

На мгновение несчастному путнику показалось, что он зря зашел в этот домик. Лучше замерзнуть в снегах, чем просить помощи у ведьмы, пусть и молодой. Но затем его внимание вновь привлек мясной пирог. И мысли улетучились.

— Пусть это будет крольчатина, — пробормотал он, снова принимаясь за еду.

— Это ягненок, — ответила хозяйка. — Ешь быстрее.

Она вернулась из своей каморки уже без деревянной шкатулки. Ее волосы были заплетены в косу. На лбу блестели бисеринки пота. Торопливо взяла из шкафчика глиняную чашку, налила в нее травяной чай из чайничка и сунула в руки юноше. Тот поставил тарелку с едой на колени. Взял чашку и с наслаждением втянул носом горячий пар, курящийся над отваром. Несмотря на боль в пальцах и ладонях, ощущение жара было восхитительным.

— Я вот, между прочим, не задаю тебе вопросов о том, кто ты, — заметила девушка, которая изучающе рассматривала гостя. — А следовало бы знать, кто сейчас сидит в моем доме и ест мою еду.

— Я, — брюнет колебался. — Я потерялся на охоте.

Она презрительно дернула бровью.

— А я — сбежавшая из монастыря монахиня. Ладно, — она скрестила руки на груди. — Не говори ничего, если не хочешь. Я сама все узнаю быстрее, чем ты думаешь. Я же ведьма.

Она вновь вышла в маленькую дверцу в стене. Какое-то время ее не было. Лишь доносились невнятные звуки. Юноша успел доесть ужин, который казался ему просто божественным, и с наслаждением выпил пряный отвар, несмотря на то что тот был обжигающе горячим. Он хотел поставить тарелку и чашку на столик, но сил просто не было. Поэтому он попросту опустил их на пол прямо на шкуры в ногах. А потом принялся неотрывно смотреть на огонь в очаге. Все тело ныло. Больной нос и обветренные губы щипало. Но вместе с тем пришло ощущение покоя и расслабленности. Похоже, травы в отваре имели какое-то действие.

Маленькая дверца снова приоткрылась, впуская в комнатку густые клубы пара. В них, как румяная валькирия из дыма победных костров, показалась хозяйка хижины.

— Пойдем, — она подошла к нему и принялась скидывать одеяла. — Я растопила баню. Отмоем тебя, согреем и выгоним всю хворь из костей. А потом уже поговорим. Только чур без обмана. Хорошо?

Он зачем-то согласно кивнул, хоть и сам не очень понял, зачем. Оперся на девичье плечо в мягкой вязаной кофте и проковылял сквозь маленькую дверцу в тесную кладовку. Всевозможная утварь, склянки и ящики громоздились здесь на полках и в шкафчиках. Оттуда вела еще одна дверца, низенькая и крепкая. А за ней скрывалась маленькая сильно натопленная банька, в которой за паром не было видно ничего, кроме печурки, лавки и купальной бадьи с горячей водой. В помещении царил полумрак. Свет исходил лишь от огонька в печурке. На ней угадывалось нечто белое, сложенное аккуратной стопкой. Вероятно, чистая простыня.

— Но как, — юноша хотел было спросить, откуда у нее так много воды в мороз, и как ей вообще удалось растопить баню столь быстро.