Однажды ночью

В кабине орниплана (Привалов, Анри, врач и пострадавшие летели первым рейсом, затем орниплан должен был вернуться вытягивать покалеченный вездеход) он думал о том, что теряет чудесного парня - Хромова, что неизвестно, кого пришлют взамен, и что зря, пожалуй, он не отпустил Хромова в звездную, пусть бы летел, романтик, глядишь, прославился бы; и что теперь вот Хромов никогда больше не полетит ни в какую звездную... А Захарченко молодец, с ним мы еще дел понаделаем. Поправится, я его еще пропесочу за этот случай. Жаль Хромова вот только... А мальчонка! Судить таких родителей надо. Витковский, Витковский-то! Хорош начальник Западной. Тоже сейчас сам не свой. И поделом. Плакал в карьере. Сам виноват. А мальчика жаль. Ну, поправится. Еще космонавтом знаменитым будет. Колька давно мечтает...

- Как, Привалов? Помнишь: "...слышал плач". Как сказал ты, я думаю: ну, все - тронулся старик! - смеялся Анри. Он был рад, что все живы и все кончилось сравнительно благополучно. - Помнишь, а? А Захарченко дать нагоняй все-таки надо.

Привалов посмотрел на него.

- У меня очень болит голова, - сказал он.