Однажды и навсегда

— Я так и знал, что вы встаете рано, — обрадовано сказал он, когда Фолкнер поднялся ему навстречу. Возраст этого человека, если не что иное, требовал подобной учтивости. К тому же примешивалось благоговение перед глубиной его ума. Казалось, хрупкое тело, в котором этот ум был заключен, являлось не более, чем обманом зрения. В облике сэра Исаака скрывалось нечто безграничное и посему недоступное простым смертным.

— Собственно говоря, это не совсем так, — ответил Фолкнер, когда они уселись за стол. — То есть не по своей воле.

— Значит, в силу привычки? Я слышал, что утро — лучшее время для ведения боя, верно?

— Я бы не стал применять в таком случае слово «лучшее». Могу я предложить вам ветчины? Отменнейшая.

Сэр Исаак поднял руку, подзывая Аннелиз. Когда она выслушала его и удалилась, сэр Исаак сказал:

— Вы пробыли здесь почти сутки. Будьте добры, поделиться со мной, что вам удалось обнаружить?

— Не слишком много, — уклончиво ответил Фолкнер.

Это не совсем соответствовало истине. Он обнаружил женщину, которая одновременно озадачивала его и приводила в восторг. Деревню, которая, казалось, жила одновременно и в прошлом, и в настоящем. И часть себя, о существовании которой он никогда не подозревал. Однако сэр Исаак спрашивал вовсе не о личных приобретениях.

— В настоящий момент, — сказал Фолкнер, — нет никаких доказательств того, что цыгана убили не их соплеменники. Однако, — добавил он, заметив, что сэр Исаак собрался заговорить, — также нет никаких улик доказывающих, что они были убиты своими. Вчера днем я беседовал с констеблем Даггином, и он заверил меня, что расследование было проведено с предельной тщательностью.

— Расследование, разрази меня гром. Да они захлопнули свои кондуиты с такой прытью и поспешностью, что пыль еще не осела, — возмутился сэр Исаак.

— Именно! Насколько я берусь судить, не было никакого расследования и в помине. Это наводит на мысль, что старый добрый констебль опасался. Он словно бы догадывается, куда может завести тщательное расследование.

— То есть, вовсе не горит желанием устроить переполох у себя на заднем дворе, если можно так выразиться?

Фолкнер кивнул.

— Отсюда вытекает вопрос: а не подозревает ли он вполне определенного человека? Может, он полагает, что если тихонько предупредить кого надо, можно предотвратить дальнейшие неприятности? А может статься, он не хочет терять из поля зрения того, кто, по его мнению, повинен в убийстве. И попытаться, тем самым, не допустить новые преступления?

— А не хочет ли он просто-напросто спустить все это дело под шумок, чтобы смута улеглась сама собой?

— Не выйдет, — ответил Фолкнер. — Жажду кровопролития утолить не так просто.

— Возможно, ваше замечание справедливо в отношении поля брани. Но здесь, в неискушенной, неразвращенной деревне?

— Необходимо все хорошенько взвесить, — согласился Фолкнер и посмотрел в глаза сэру Исааку. — Даже если требуется только развеять опасения мистрис Хаксли. Неужели ее беспокойство и страх послужили единственным поводом, вынудившим вас обратиться к герцогу?

Старик вздохнул.

— Я понимаю, что такое умозаключение ставит меня в нелепое и даже глупое положение. В общем течении событий две смерти, сами по себе, не столь уж значительны. Будь я один, я повздыхал бы и забыл. Но Сара… — он умолк, задумавшись. — Она так много мне помогла. Когда я совершаю вылазки к руинам без нее, они становятся как бы менее доступными, замкнутыми, словно не хотят доверять или открывать свои тайны, нежели тогда, когда Сара сопровождает меня.

— Вы понимаете, наверное, — вкрадчиво спросил Фолкнер, — что в вашем утверждении мало смысла?

— Верно. Вообще — никакого. Но я заметил это далеко не вчера. Я верю, что у нее какая-то особая связь с этим местом. Возможно, благодаря тому, что ее семья живет здесь многие столетия.

— Но должны же быть и другие старожилы.

— Сомневаюсь. Сара рассказывала вам что-нибудь о своем доме?

— Мы разговаривали только о деревне и убийствах. Она согласилась, правда, с такой неохотой, показать мне руины, — Фолкнер вздохнул.

— Это интересно. Здешние жители говорят, что она редко заговаривает с кем-либо о камнях. Но если верить их наблюдениям, она часто проводит время среди кругов. Как бы там ни было, в подвале ее дома сохранилась римская баня. Об этом мне поведала бесценная миссис Дамас. А еще она утверждает, что под остатками бани есть еще более древний колодец, существующий с доримских времен.

— Уму непостижимо. Но какое это имеет отношение к Саре?

— В этом то и суть. Если верить миссис Дамас, семья Хаксли всегда жила на этом самом месте. Я подчеркиваю, на этом самом. Их история уходит в глубь веков, еще до прихода норманнов, к дням достославного Юлия Цезаря, а может, еще дальше.

— Я не встречал ни одной семьи, которая бы так досконально знала свою родословную.