Однажды и навсегда

Мы с Кэмероном решаем зайти в бар у пристани. Типичное заведение с бильярдом, телевизорами показывающими футбол и пьяными лицами в клубах сигаретного дыма. Мы садимся в дальнем углу, напротив телевизора и заказываем по пиву. Тут шумно, слышны мужские голоса и грубый смех. То и дело кто-то ударяет по шарам, радуясь удачной партии. Между столами снуют официантки, разнося огромные кружки с пивом и закуски. Мы смотрим футбол, время от времени обсуждая всякие глупости. Кэм больше не упоминает моих предков, и я рад этому. Я рад снова оказаться там, где я раньше был частым гостем. И понимаю, что как бы мужчина не любил свою женщину, иногда ему всё же нужно время для себя. Когда мы выпиваем наше пиво, я иду к барной стойке за новой порцией. Пока я жду своё пиво, сзади ко мне подходит девушка. Сначала я чувствую приторно-сладкий аромат её духов, а потом уже вижу, как она садится на высокий стул рядом со мной. Она игриво улыбается и проводит своей маленькой ручкой с длинными наманикюренными ногтями по моей руке, обводя татуировки.

— Привет, красавчик, — произносит она, соблазнительным тоном, откидывая длинные светлые волосы за спину. Она не красавица и понимает это, поэтому пользуется своим оружием, большой грудью. На ней топ, который она наверняка надела с помощью масла. Он так туго её обтягивает, что я даже боюсь, как бы она не упала в обморок от недостатка кислорода.

— Привет, — отвечаю я безразлично, отворачиваясь от неё.

— Не желаешь повеселиться? — произносит она, наклоняясь ко мне, отчего её грудь касается моего плеча.

— Не заинтересован, — отвечаю я резко, и она обиженно поджимает губки.

— Ты многое теряешь, — самодовольно отвечает она и уходит. Бывают же такие девушки, которые совершенно не знают себе цену. Которые вешаются на каждого, готовые раздвинуть свои ноги первому встречному. Раньше я без зазрения совести пользовался такими одноразовыми куклами. Для меня они были не более чем бесплатный секс, без чувств и последствий. Мне совершенно неважно было, как их зовут или какой сок они любят больше всего. Я забывал их лица, сразу же, как выставлял из своей кровати. Они даже не обижались, если я называл их другим именем. Они получали то, что хотели и знали, что большего не получат. Но стоило мне попробовать Кензи на вкус, как мир вокруг изменился. Теперь я не понимаю, как мог заниматься сексом ради самого секса. Теперь каждое занятие сексом превращается в игру, спектакль, во что-то совершенное и прекрасное. Это не обычный трах, это занятие любовью. И можете назвать меня глупым романтиком. Но рядом с Маккензи я хочу быть таким, она делает меня мягче и лучше.

— Вижу, дамы к тебе так и липнут, — насмешливо произносит Кэмерон, когда я возвращаюсь к нашему столику.

— Это тело хотят все, чувак. Но теперь оно доступно, только одной даме, — отвечаю я, на что друг снисходительно улыбается.

— Не думал, что этот день настанет. Но раз всё так серьёзно. То за моногамию, — Кэмерон поднимает кружку с пивом, и мы чокаемся.

Около одиннадцати вечера мы покидаем бар. Кэм уезжает на такси домой. А я сажусь на мотоцикл и еду к Кензи. Она не звонила и не писала весь день, но я понимаю, что оставил её не в лучшем настроении. И то, что она позвонила Кэмерону, лишний раз доказывает, как она за меня переживает. Поэтому я просто обязан вернуться поблагодарить её. А ещё извиниться за то, что повёл себя как ребёнок. Она хотела помочь, а я её оттолкнул, решив уехать. Но я просто не мог оставаться в четырёх стенах. Мне нужно было дышать свежим воздухом, иначе бы я задохнулся и взорвался. Новость о родителях буквально выбила почву у меня из-под ног. У меня была своя выстроенная жизнь, и теперь они решили вернуться, тем самым разрушив всё, что я построил до основания. Но сейчас я думаю, что смогу справиться с этим. У меня есть Кензи, я не одинок.

Подъезжаю к нашему дому и оставляю мотоцикл на парковке. Захожу в дом, проходя по просторному фойе, и поднимаюсь по лестнице. У кого-то громко играет музыка, слышен смех и разговоры. Здесь почти всегда шумно. Все соседи студенты, так что вечеринки неизбежны. Но благодаря толстым стенам, музыки практически не слышно. Когда я поднимаюсь на наш этаж, то стучу в квартиру Кензи. За дверью тихо, но кажется слышно какое-то бормотание. Возможно, она смотрит телевизор. Стучу снова, но ответа нет. Тогда я достаю из кармана ключ, который она дала мне пару дней назад и открываю дверь. В квартире темно, лишь от телевизора исходит свечение. Закрываю за собой дверь и снимаю ботинки. Наверно, Кензи уснула перед телевизором. И когда я вхожу в гостиную, то вижу, что она правда спит. Закутавшись в плед, словно гусеница и поджав под себя ноги. Подхожу к ней и целую её в лоб. Но понимаю, что она слишком горячая и это точно ненормально. Опускаюсь перед ней на корточки и легонько трясу её.

— Кензи, проснись, — говорю я тихо, гладя её по волосам.

Она шевелится, плотней закутываясь в плед, но глаза не открывает.

— Кензи, проснись, пожалуйста, — шепчу я, снова целуя её горячий лоб.

— Джек, — хрипло произносит она, — мне холодно.