Одна судьба на двоих

– А мы ей, может, не очень, – выкрикнул кто-то с задней парты, и класс грохнул.

– А правда, что она Славкина сестра? – ехидно спросила девчонка с густо подведёнными синими глазами, и все тут же с любопытством уставились на Славку.

Тот ещё сильнее сгорбился за партой и буркнул:

– Ничё она мне не сестра. Так, родственница. Навязалась мамке на голову.

– Хватит, хватит. – Марина Александровна яростно застучала по столу деревянной указкой, и от этого звука мне захотелось вжать голову в плечи. – Время – деньги, как говорят англичане. Уже десять минут от урока прошло.

– Ну так пусть Рада нам возместит материальный ущерб, – снова ляпнул кто-то.

– Ботаков – двойка в журнал, – рявкнула учительница. – Рада, иди садись на свободное место и не задерживай больше класс.

Я вполуха слушала, как Марина Александровна распиналась про синусы и косинусы, смотрела на склонённые головы моих новых одноклассников, видела, как некоторые переглядываются, перебрасываются записками, хихикают – и чувствовала себя здесь безнадёжно чужой.

На перемене меня окружили. Всем было интересно, что за чудо гороховое появилось рядом с ними.

– А ты откуда приехала? – спросил меня тот самый лохматый парень.

– Из Владивостока, – отозвалась я.

– Врёт она, – тут же вклинился Славка. – Не из Владика, а из поселка поблизости – типа нашего.

– Нет, я правда жила в детстве во Владивостоке, а потом уже в поселке, – возразила я.

Я совершенно не собиралась кичиться тем, что родилась в большом городе, просто хотела внести ясность. Но восприняли это почему-то в штыки.

– Типа такая крутая, да? – поддела меня девчонка с подведёнными глазами. – Тяжело тебе, наверно, тут, в деревне.

– Нормально… – протянула я.

– Да она чокнутая, – заявил Славка. – Ни с кем не разговаривает, всего шугается. Ходит на пустырь и сидит там с собаками, прикиньте?

Понятия не имею, откуда он узнал об этом. То ли проследил за мной, то ли Виталик поделился с ним своими наблюдениями. Так или иначе, моя тайна оказалась раскрытой.

– На пустырь? – скривилась девчонка с голубой подводкой. – С собаками? Они же дикие…

– Да она сама дикая, не видишь, что ли, – хохотнул Славка.

– Точно! Маугли! – подхватил заросший парень.

Все загоготали. Я поняла, что не хочу больше стоять и слушать всё это. Наверное, ещё можно было как-то исправить ситуацию, наладить контакт. К примеру, отшутиться или поставить глупого Славку на место. Но я просто толкнула стоявшего ближе всего ко мне парня ладонями в грудь, буркнула: «Отвали!» – и, пробившись через толпу одноклассников, вышла из класса.

Эта первая школьная перемена стала буквально эпиграфом ко всем моим последующим отношениям с одноклассниками. Если дома, в своей привычной школе, я была человеком, на которого просто не обращали внимания, то здесь вышло так, что я сразу же стала мишенью для насмешек всего класса. Стоило мне войти в кабинет, как кто-нибудь обязательно отвешивал реплику:

– О, вот и наша лесная фея явилась!

Если я становилась с кем-то рядом, этот человек, сморщив нос, отпрыгивал от меня:

– Фу, от тебя псиной несёт.

И всякий раз в такие моменты я замечала, как Славка мстительно ухмылялся.

Я пыталась не обращать внимания на насмешки, надеясь, что отсутствие реакции им надоест. Но, как назло, в школе царила смертная скука, и, похоже, я была единственным развлечением.

Моей настоящей отдушиной по-прежнему оставались собаки. Я старалась наведываться на пустырь каждый день, ближе к вечеру. Псы радостно встречали меня, наскакивали, каждый норовил потереться, подставить голову под мою ласкающую руку. Вожак, как и раньше, смотрел на меня как-то вскользь. Видно, ему, властелину стаи, негоже было открыто проявлять своё расположение ко мне. Однако теперь мне была открыта дорога в лес. Покормив собак, я частенько направлялась через пустырь туда, и тогда вожак поднимался и следовал за мной.

Я даже дала ему имя, назвала его Ветер. Мне тогда казалось, что ветер – это воплощение всего, чего я была лишена – силы, свободы, возможности легко перемещаться в пространстве. Именно это имя я и дала своему единственному другу. Ветер…

Когда я заходила в лес, Ветер, до этого трусивший у меня за спиной, вырывался вперёд и начинал идти рядом, опережая меня разве что на полкорпуса.

То ли от регулярного питания, то ли просто от незнакомого ему до сих пор человеческого внимания и участия, шерсть его стала как будто гуще, ярче, налилась блеском. И когда он выступал вот так, чуть впереди, выглядел даже красивым, несмотря на разбойничью морду и отсутствующий глаз.

Именно в лесу я научилась видеть его горделивую природную грацию. В посёлке, на загаженном пустыре, он и в самом деле казался ободранным бродягой, но здесь, в царстве природы, в нём проступала сила и грация прирождённого хищника, лидера, воина. И когда Ветер, статный, широкогрудый, большелапый, шёл по лесной тропинке или останавливался, настороженно подняв уши, или пригибался к земле, выслеживая добычу, я невольно замирала, заворожённая его мощной красотой.