Камал несколько дней не появлялся у Сони, благодаря чему она окрепла и восстановила силы. Сердце пришло в норму, и врач разрешил ей вставать, но ненадолго. И естественно, как и обещал, Алекс самолично свозил ее на больничной каталке на свидание к сыну. Правда, она смогла поглядеть на Дони лишь через огромное окно, которое отделяло помещение в реанимацию. И все же сам вид того, что с ним все в порядке, и сын жив и здоров, как утверждал доктор, придавал ей сил, успокаивая ее.
— Ну-с, маленькая госпожа, надеюсь, теперь вы довольны?
— Алекс, милый Алекс, как вы добры…
Доктор галантно подал ей руку и подвел к кровати:
— Вы прекрасны, мадам! Вам когда-нибудь говорили, как вы прекрасны?
Сони мило улыбнулась в ответ.
— Не стоит убивать красоту мелкими огорчениями! Что ж, а теперь строго постельный режим. Я не люблю, когда больные разгуливают по коридорам, если им предписан покой и постельный режим.
Послушно укладываясь обратно в постель, Сони благодарно улыбнулась ему своей самой очаровательной улыбкой.
— Благодарю вас! Скажите, когда еще я смогу повидать сына? Мне бы хотелось посидеть с ним подольше.
— Думаю, в этом нет необходимости. Но завтра мы снова прогуляемся до вашего чада и обратно. А пока отдыхайте.
Алекс подошел к телевизору расположенному в углу, включил его и передал пульт Сони.
— Это чтобы вы не скучали, но не увлекайтесь больно долго. Скоро придет Анна с лекарствами, а после обязательно послеполуденный сон.
— Как скажите, — покорно согласилась Сони, отключила телевизор и обернулась в сторону двери.
Прислонившись к косяку, там стоял Камал, безразлично наблюдая за их беседой, и теребил в руках папку.
— Ну, что ж, не буду вам мешать, — произнес Алекс и направился к выходу, бросив на ходу, — с приездом, дружище.
Сони в изумлении посмотрела на Камала. Он молча подошел к ней вплотную, со своей кошачьей грацией и протянул лист бумаги, извлеченный из папки.
— Что это?
— Прочти, там все написано.
Сони покорно начала читать и вдруг… до нее дошел смысл высказываний, напечатанных на листе.
— Ты хочешь, чтобы я отказалась от ребенка? — шокировано произнесла Сони.
— Я хочу, чтобы ты подписала этот документ, — безучастным голосом произнес Камал и отошел к окну.
— Ты сам хоть понимаешь, о чем меня просишь?
Сони резко встала и подошла к Камалу.
— Я не прошу, — он повернулся к ней лицом, — я требую.
Сони, все еще находясь в состоянии шока, глядела в глаза Камала, пытаясь разгадать, шутит ли он или нет.
— Это немыслимо. Я не подпишу, неужели, ты думал…
Камал грубо прервал ее:
— Подпишешь! Ты меня знаешь, если дело дойдет до суда, в выигрыше останусь я. Меня ничего не остановит, и ты это знаешь. Твоя порочность — первое, что дает мне большой плюс. В погоне за развратом, ты забыла о материнских чувствах, своих обязанностях.
Сони представила, как Камал может перевернуть весь процесс суда с ног на голову, обернуть его в свою сторону всякими небылицами, всеми правдами и неправдами… К тому же, на суд могут вызвать Джимми, и ее мальчик тогда окажется под перекрестным огнем… Джимми, он еще так мал, его ранит до глубины души этот суд, который не гнушается выворачивать и стряхивать чужое белье наружу. Ей стало дурно при одной только этой мысли. Она прислонилась к окну, схватившись за голову.
— Прошу тебя… Неужели нельзя обойтись без суда?
— Если подпишешь, до суда дело не дойдет.
— Я … не могу…
Рука Сони обессилено упала вниз, чуть было не уронив документ, который выносил невыносимый приговор. Камал схватил его на лету и аккуратно убрал в папку.
— Подумай хорошенько, прежде чем отвечать. Тебе, как никому, хорошо известен процесс суда.
О, да! Кому, как не ей, знать об этом?! Ведь именно с этого и начались все неприятности, которые обрушились на ее семейную жизнь. С того самого момента, как пришли с уголовного розыска… Допрос, обыск, арест Камала… его несостоявшаяся, подстроенная гибель при перестрелке… промелькнули в ее сознании, как немое кино.
А затем… очередной суд по поводу опекунства над Джимми… где проявились все возможности Камала…
Обессилено упав перед ним на колени, Сони запричитала бессвязно бормоча:
— Прошу тебя… прошу тебя… я не сомневаюсь, в твоих возможностях… умоляю тебя, не отнимай у меня последнюю надежду… Дони — единственный лучик света, что остался в моей жизни…
Камал не ожидал от нее такого поступка, все что угодно, крики или ругань, даже рукоприкладство с ее стороны он мог бы понять, но только не это… Неожиданность застала его врасплох.
— Камал, милый… любовь моя… я знаю, что потеряла тебя еще тогда, когда похоронила твое мнимое изуродованное тело… но осознала это только лишь, когда Римма предоставила доказательства этому… позволь я объясню причину своего поступка, только не отнимай его у меня. Мой малыш, это последняя память о тебе, о твоей любви, пусть даже истлевшей в ненависти ко мне… память о нашем былом счастье…
Слезы застилали ей глаза, и она крепко обняла его ногу, чтобы не упасть в обморок.