Одна минута и вся жизнь

— Да никого. — Вадик взрывается. — Кого там можно видеть! Кто из знакомых остался, поспивались или скололись, из тюрем не вылезают. А если не это, так тоже несладко: предприятия стоят, денег нет, нищета страшная. Вон, теща моя — заходили мы. Вернее, я заходил, Таня не захотела…

— Да чего к ней идти? — Таня сверкнула глазами. — Какая из нее мать? Что я с ней видела, кроме грязи? Тетя Катя была мне матерью, а эта…

— Вот я и говорю.

Разговор затихает. Ужин подошел к концу, и Вадик с Таней стали прощаться. Таня виновато смотрит на Дану:

— Данка, слышишь, прости меня!

— За что?

— Сама знаешь.

— Это все в прошлом, Таня. Это не имеет значения.

— Нет. Все имеет значение. А прошлое — тем более.

Они ушли, а Дана с Виталием остались. Он отнес ее назад в спальню, они легли на кровать.

— Я скучал без тебя.

— Это все в прошлом. Виталик, скажи мне, ты в тот раз за кого сидел?

— Почему ты спрашиваешь?

— Видишь ли, ты ведь тоже прикрыл наезд со смертельным исходом. Кто?

— Ну, это мне знать было не положено.

— Только не говори, что ты не узнал. Давай, Виталька, колись.

— Ладно. Был тут один тип, в мэрии ходил в больших начальниках. Градский. Он и сейчас большой человек, но уже где-то в Москве или Питере, не помню, баллотируется в губернаторы или депутаты, я слышал. Так что жив я исключительно потому, что поинтересовался в свое время крайне осторожно. Помнишь Хризантему?

— Цыганку с поселка?

— Ну, да. А она снабжала драпом [1] сынка этого самого Градского. Белгород, хоть и областной центр, в сущности, большая деревня, здесь все на виду. Ну, вот, Хризантема мне и рассказала. Что еще ты хочешь знать?

— Ты давно был у своих родителей?

— Я вообще не был. Танька правильно сказала. Какие они родители? Произвести на свет и кошка может. Батя не просыхал, лупил меня, а мать делала вид, что ничего не видит. У меня другие родители. У нас они общие — у всех четверых. А эти… Мне до них и дела нет.

— Ты о них совсем ничего не знаешь?

— И знать не хочу. Расскажи мне о себе. Как ты жила?

— А ты не в курсе?

— Знаю кое-что. Муж у тебя был очень хороший, свекровь тоже. Дом, дети. Ты была счастлива?

— Наверное.

— Почему «наверное»?

— Потому что мне всегда казалось, будто где-то впереди меня ждет что-то важное.

— А теперь?

— А теперь меня просто нет, понимаешь?

— Не понимаю.

Он целует ее. Он счастлив быть рядом с ней, он неутомим в своей любви, но Дана быстро устает. Они засыпают рядом.

Утром Дане стало намного лучше, Виталий радуется этому как ребенок. Он сам готовил завтрак, они поели, но ему пора ехать, ждут дела.

— Я постараюсь вернуться поскорее. Сейчас заеду к твоим, посмотрю, как там Лека. Андрей должен прийти, прислуга его впустит. Отдыхай.

— Привези мне мою сумочку. Скажи маме, чтобы передала.

— Хорошо. Я люблю тебя.

Он уходит. Дана смотрит, как он садится в машину и уезжает. Она не знает, что теперь будет. Виталька остался прежним — и стал другим. Все стали другими. Но Дану беспокоит именно Виталий. Она не знает, что чувствует по отношению к нему, хотя ей с ним хорошо.

«Словно свет… Стасик, Стасик, как мне быть? Ведь я так любила тебя. Любила? Все в прошлом. А Виталька — здесь, сейчас. И в прошлом. Я не знаю, что делать. Может быть, потом».

Андрей входит без стука.

— У вас отвратительная привычка врываться в комнату, как Красная армия в завоеванный город.

— Чисто врачебная заморочка. Сегодня вам лучше.

Он снова повторяет вчерашние манипуляции. Его пальцы живут собственной жизнью, а небольшие светло-карие глаза внимательно следят за Даной из-под опущенных ресниц.

— На мне узоров нет. Чего вы на меня так уставились?

— Я много слышал о вас, но представлял себе некую роковую красавицу, а тут такая птица-синица. — Андрей усмехается. — Вас что-то беспокоит?

— Нет. Я в порядке.

— Ну, не совсем в порядке, но где-то рядом. Как спите?

— В одиночестве.

— А вы — злюка.

— Я никогда не утверждала обратного.

Андрей смеется. Ему нравится эта странная женщина, и где-то внутри поднимается желание. Он удивляется своей реакции.

— Хорошо. Я надеюсь, очень скоро мы будем встречаться только на светских мероприятиях. До встречи.

Это вертелось в голове со вчерашнего вечера. Значит, у господина Градского есть не очень благонадежный сын? Отлично. Дана уже в общих чертах видит свой план. А вот как именно она осуществит его, надо подумать и для начала немного подкорректировать свой каркас. Потому что Дана уверена: стоит ей промелькнуть вблизи многоуважаемого господина Градского, это сразу станет известно. А тогда проживет она совсем недолго.

«Я перекрашу волосы и буду носить контактные линзы. И еще кое-что подправлю, совсем чуть-чуть. Это хорошо, что я так отощала, меня не узнают. А вот документы мне достанет Цыба. Достанет, никуда не денется. И не скажет ни Витальке, ни Таньке».

Дана спускается вниз и идет во двор, садится на скамейку среди роз, небо над головой смотрит на нее знакомо и безмятежно. Где-то далеко это небо видит ангелов на Северном кладбище. И ее оставленный дом.

«Разоренное гнездо. Ничего, мы с Лекой вернемся туда».