Одна из многих (сборник)

Дима стал задерживаться где-то, с кем-то. Он был молод, талантлив и чист душой – с кем-то. Не с Анжелой.

Анжела не упрекала Диму. Боялась, что он вовсе слиняет. Но ее благородство тоже не устраивало неуравновешенного Диму. Поскольку ее высота напоминала о его низости.

* * *

Случается обычно то, чего боишься. В один прекрасный день Дима слинял. Испарился. Потом материализовался у актрисы Ганушкиной. У Ганушкиной харизмы было в избытке. Эта самая харизма лезла из ушей, из глаз, изо всех дыр.

Жена Николая Елена оказалась права. Предательство передается по цепочке. Значит, Ганушкина когда-нибудь предаст Савраскина. Но это когда-нибудь. А сейчас Анжела – одна в большом городе. У нее остались маленькая квартирка с видом на лесопарк, молодость и горло со свистком.

Снега Килиманджаро потускнели и подтаяли, но все-таки манили и звали, несмотря ни на что.

* * *

Музыкальный продюсер Марк Тамаркин разговаривал по телефону со своей женой Тамаркой. (Отсюда – псевдоним продюсера.)

Открылась дверь, и вошла Анжела.

Продюсер сильно обрадовался, но не захотел обнаружить радость и продолжал разговаривать с Тамаркой как ни в чем не бывало.

Анжела ждала.

Марк положил трубку и безразлично поздоровался:

– Привет. Сдаваться пришла?

– Почему сдаваться? – не согласилась Анжела. – Сражаться. И побеждать.

Марк вгляделся повнимательнее. В девушке что-то изменилось. Она стала более наполненная. Не такая пустая. Из боковой двери появился Стас.

– Ну что, не нашла другого продюсера? – добродушно поддел он.

– А я и не искала.

– Слушай, а ты из какой деревни приехала? – спросил Марк.

– Вы уже спрашивали, из Мартыновки. Это не деревня, а поселок городского типа.

– На Азове?

– На Азовском море. А что?

– Там сейчас будут Лас-Вегас строить. Принято решение: все игорные дома вынести из больших городов в одно место. Так что все пороки большого города стекутся в твои края.

– Страсти и пороки, – поправил Стас. – Пороки без страстей не бывают.

Анжела вспомнила высокий берег над морем.

Берег перероют. Белые хаты снесут, сады погубят. Зато появятся рабочие места. Кто-то обрадуется. Кто-то огорчится.

А морю – все равно. Оно зависит только от Луны.

Первая попытка

Моя записная книжка перенаселена, как послевоенная коммуналка. Некоторые страницы вылетели. На букву «К» попала вода, размыла все буквы и цифры. Книжку пора переписать, а заодно провести ревизию прошлого: кого-то взять в дальнейшую жизнь, а кого-то захоронить в глубинах памяти и потом когда-нибудь найти в раскопках.

Я купила новую записную книжку и в один прекрасный день села переписывать. Записная книжка – это шифр жизни, закодированный в именах и телефонах. В буквах и цифрах.

Расставаться со старой книжкой жаль. Но надо. Потому что на этом настаивает ВРЕМЯ, которое вяжет свой сюжет.

Я открываю первую страницу. «А». Александрова Мара...

Полное ее имя было Марла. Люди за свои имена не отвечают. Они их получают. Ее беременная мамаша гуляла по зоопарку и вычитала «Марла» на клетке с тигрицей. Тигрица была молодая, гибкая, еще не замученная неволей. Ей шла странная непостижимая кличка Марла. Романтичная мамаша решила назвать так будущего ребенка. Если родится мальчик, назовется Марлен. Но родилась девочка. Неудобное и неорганичное для русского слуха «Л» вылетело из имени в первые дни, и начиная с яслей она уже была Марой. Марлой Петровной осталась только в паспорте.

Папашу Петра убили на третьем году войны. Она с матерью жила тогда в эвакуации, в сибирской деревне. Из всей эвакуации запомнился большой бежевый зад лошади за окном. Это к матери на лошади приезжал милиционер, а она ему вышивала рубашку. Еще помнила рыжего врача, мать и ему тоже вышивала рубашку. Мара все время болела, не одним, так другим. Врач приходил и лечил. Мать склонялась над Марой и просила:

– Развяжи мне руки.

Мара не понимала, чего она хочет. Руки и так были развязаны и плавали по воздуху во все стороны.

Потом война кончилась. Мара и мама вернулись в Ленинград. Из того времени запомнились пленные немцы, они строили баню. Дети подходили к ним, молча смотрели. У немцев были человеческие лица. Люди как люди. Один, круглолицый в круглых очках, все время плакал. Мара принесла ему хлеба и банку крабов. Тогда, после войны, эти банки высились на прилавке, как пирамиды. Сейчас все исчезло. Куда? Может быть, крабы уползли к другим берегам? Но речь не про сейчас, а про тогда. Тогда Мара ходила в школу, пела в школьном хоре:

Сталин – наша слава боевая,
Сталин – нашей юности полет,
С песнями, борясь и побеждая,
Наш народ за Сталиным идет.

Мать была занята своей жизнью. Ей исполнилось тридцать лет. В этом возрасте женщине нужен муж, и не какой-нибудь, а любимый. Его нужно найти, а поиск – дело серьезное, забирающее человека целиком.