Кислород! По спине Ван-дер-Берга пробежали мурашки, хотя в кабине было достаточно тепло. Очень маловероятно, что Флойд понимает значение только что сказанного им; это выходит за пределы области его знаний.
— А знаешь ли ты, Крис, что для простейших организмов Земли — и уже конечно для существ, живущих в атмосфере, похожей на ту, что присутствует здесь, на Европе, — кислород является смертельным ядом?
— Ты шутишь?
— Нисколько: он ядовит даже для нас — при высоком давлении.
— Действительно, нам говорили об этом при обучении подводным работам.
— Твой… дедушка был совершенно прав. Это похоже на то, как если бы мы обрызгали их город ипритом. Впрочем, не совсем так — кислород рассеивается очень быстро.
— Значит, теперь ты мне веришь.
— Я и не утверждал обратного.
— Оставь, для этого нужно быть ненормальным!
Напряженность в кабине исчезла, и они рассмеялись.
— А как он был одет?
— В старомодный домашний халат — он надевал его, когда я был совсем маленьким. Халат казался очень удобным.
— Еще что тебе запомнилось?
— Ты знаешь — он выглядел гораздо моложе, и волосы были гораздо гуще, чем при нашей последней встрече. Поэтому мне кажется, что он не был — как бы лучше выразиться? — настоящим. Что-то вроде изображения, созданного компьютером. Или синтетической голограммы.
— Монолит!
— Да — я тоже подумал об этом. Помнишь, как Дэйв Боумен явился дедушке на "Дискавери"? Но почему? Он не предупреждал меня ни о чем — даже ничего не передавал. Просто захотел попрощаться и пожелать мне счастья…
Наступила неловкая тишина, и лицо Флойда исказила гримаса боли; казалось, он вот-вот разрыдается. В следующее мгновенье он овладел собой и улыбнулся Ван-дер-Бергу.
— Я достаточно рассказал тебе. Теперь твоя очередь объяснить, как попал на планету, состоящую главным образом изо льда и серы, алмаз, весящей миллион миллионов тонн. Надеюсь, твое объяснение будет достаточно убедительным.
— Будет, — ответил доктор Рольф Ван-дер-Берг.
53. Скороварка
— Когда я учился в университете Флагстаффа, — начал свой рассказ Вандер-Берг, — мне как-то попал в руки старый учебник астрономии, где было написано: "Солнечная система состоит из Солнца, Юпитера — и множества осколков". Ставит Землю на место, чтобы не слишком задирала нос, верно? И не слишком справедливо по отношению к Сатурну, Урану и Нептуну — трем остальным газовым гигантам, диаметр каждого из которых уступает юпитерианскому всего в два с небольшим раза.
Но я лучше начну с Европы. Ты знаешь, что, перед тем как Люцифер принялся нагревать ее, поверхность Европы, покрытая льдом, была совершенно плоской — наибольшая возвышенность не превышала двухсот метров — и даже после того, как лед растаял и масса воды перенеслась на Ночную сторону и замерзла там, осталась почти такой же плоской. С 2015 года — когда были начаты подробные наблюдения — и до 2038 на всем спутнике была всего одна значительная возвышенность — и все знают, что она собой представляла.
— Совершенно верно. И хотя я видел его своими собственными глазами, мне все еще не верится, что Монолит может быть стеной! Мне он всегда представлялся стоящим на своем торце — или плавающим в пространстве.
— Думаю, мы поняли теперь, что он может делать что угодно — все, что существует в нашем воображении, — и массу других вещей, которые мы не может себе представить.
Итак, что-то произошло на Европе в период между одной серией наблюдений и другой. На ее поверхности в 2037 году внезапно появилась гора Зевс — высотой в десять километров. Вулканы такого размера не возникают за пару недель; к тому же на Европе нет такой вулканической активности, как на Ио.
— Не знаю как тебе, — проворчал Флойд, — а вот мне ее активность кажется вполне достаточной. Ты почувствовал этот толчок?
— К тому же, если бы эта новая гора была вулканом, она выбрасывала бы в атмосферу колоссальное количество газа; действительно, в атмосфере Европы произошли некоторые изменения, но столь ничтожные, что никак не подтверждают такое объяснение. Все это оставалось для нас тайной, а поскольку мы не решались подлетать к Европе слишком близко — и, к тому же, были слишком заняты другими делами, — нам не оставалось ничего иного, как выдумывать самые фантастические теории. Действительность оказалась, однако, куда более фантастичной…
Первые подозрения возникли у меня в результате случайных наблюдений, осуществленных в 2057 году, но года два я не думал о них всерьез. Затем доказательства стали более убедительными; в любой менее причудливой ситуации они стали бы абсолютно надежными.
Но до того как я решился поверить, что гора Зевс представляет собой алмаз, мне потребовалось объяснение. Для хорошего ученого — а я считаю себя таковым — ни один факт не заслуживает уважения до тех пор, пока он не подкреплен теорией. Теория может оказаться и ошибочной — так обычно и происходит, по крайней мере отчасти, — но она должна представить рабочую гипотезу.