Одинокий всадник

— Да перестаньте вы! Кулбатыр такой же смертный, как и все остальные. И страх в нем есть, и совесть, наверное... Шутка, что ли, двух человек разом уложить? На третьего, видно, просто рука не поднялась. Видели же сами, и Ураз, и Алдаберген по пуле в сердце получили... Там и расстояние было — в пятикопеечную монету попасть можно, не то что в толстопузого Шанау. Даже наш одноглазый Баймагамбет на месте Кулбатыра не промахнулся бы.

— А откуда у него винтовка взялась? Шанау говорит, мол, кавалерийский карабин — по звуку выстрелов узнал.

— Значит, все-таки стрелял. Да не попал. Кулбатыр, конечно, хороший стрелок, да, видно, ружья давно в руках не держал.

— Слушай, а что это ты так сокрушаешься по поводу промаха? Уж не сожалеешь ли ты, что Шанау уцелел?

— Ты что мелешь! С ума спятил, что ли?

— Как бы там ни было, а Шанау крупно повезло. Дуракам всегда везет — ведь ему все нипочем. Не побоялся же он утром смотаться туда со своим кошмовым мешком[8]. Вполне опять мог с Кулбатыром встретиться.

— Да что там ни говорите, а Шанау есть Шанау. И добавить тут нечего.

Обсуждали происшествие и люди, столпившиеся возле коновязи.

— Нет, от судьбы не уйдешь. Судьба погнала на пулю несчастного Ураза.

— Да, бедняга... Царствие ему небесное!.. Только ведь как ни крути, а и он не без греха был. Многим от него досталось. Помнишь, наверное, как братья Имангали возвели поклеп на единственного сына Айкуна: мол, тот шерсть воровал. Разве утрудил себя разбирательством покойный Ураз? Как бы не так! Присудил неповинному парню шесть лет — и взятки с него гладки. Да и только ли это? Мало от него другие плакали? Вот и отлились ему эти слезы. Наказал аллах.

— Не аллах, а Кулбатыр. Так вернее будет.

— Кулбатыр тоже под богом ходит. Всевышний направлял его руку.

— Ты правду говоришь. Крут был на расправу покойный Ураз... Прихожу позавчера в аулсовет и вижу: они вдвоем с Шанау Сатылгана пропесочивают. С двух сторон так и жмут: почему, мол, последний налог не оплатил? Ураз и говорит: «Хочешь в Итжеккен[9] отправиться, собак объезжать?» Так они его, видно, доняли, что, я смотрю, на Сатылгане лица нет. Попробовал вступиться за него: мол, заплатит он налоги, раньше платил и теперь заплатит. Так Ураз как поднялся на меня, как заорет: «А ну заткнись!»

— Так, значит, за это Кулбатыр на него зуб имел? Сатылган ведь вроде родственник ему?

— Какой он ему родственник? Треплетесь — не знаете ничего! Видно, только я могу просветить вас. За убийство своего отца отомстил Кулбатыр.

— Что же, выходит, Ураз его отца убил?

— Быть не может! За что?

— За что, за что! Чего только не было в то буйное время! Разве спрашивал кто-нибудь: за что?.. Когда Кулбатыр ударился в бега, Ураз и заявился к его отцу. Он, конечно, не один был, целую ораву вооруженных людей с собой привел. Наверное, чтоб напутать старика. Подступил к нему: «Где прячется сын? У нас есть сведения, что ты знаешь об этом». А старик ему: «Ничего я не знаю. Но и знал, не сказал бы. Вам надо — ищите. А я вам не помощник...» Но Ураз, видно, решил все-таки выпотрошить из старика все, что тот знает, — начал грозить расправой. Только ведь и старик, если помните, порох был. Вспылил, схватил камчу — и на Ураза. Трудно сказать, что там у них произошло, только Ураз выхватил наган и пришил старика.

— Вот это да! А я и не знал...

— Будь я на месте Ураза, не стал бы Кулбатыру на глаза показываться. Отправил бы с Шанау своих помощников, а сам бы поостерегся в это дело вмешиваться.

— Судьба погнала. Зарвался человек. Власть, она ведь развращает: думал, наверно, век безнаказанным ходить.

И везде сожалели об Алдабергене.

— Жизнь человеку лишь раз дается. Если успел детей нарожать да вырастить, если повидал да попробовал всякого — о чем жалеть, умирая? А вот Алдаберген совсем молодым ушел.

— Да... Что поделаешь?.. На роду, видно, было написано... Только разве это справедливо — погибнуть от руки какого-то бродяги?

— А какой крепкий парень был! А выносливый! Да на него хоть как на хорошего верблюда нагрузи — повезет. И лицом, и статью вышел. А характер? Просто золотой. Джигит хоть куда!

— Упаси боже от такой, как снег на голову, внезапной беды — вот о чем всем нам всерьез потолковать надо. Ведь у беды свое имя есть — Кулбатыр...

Солнце склонялось к закату, когда на дороге, что перевалила через гору Есенаман, поднялось пыльное облако. Люди давно поглядывали в ту сторону. Дорога вела в волостной центр Кара-тюбе, и еще утром Шанау послал туда гонца.

Впереди ехали специально отряженные волостным руководством милиционеры и уполномоченные, человек пять. Их сразу можно было отличить по стволам карабинов за плечами. А чуть поотстав, трусило еще с десяток всадников — как все догадались, родственников Ураза, которые ехали сюда за его телом.

Сразу же по приезде уполномоченные собрали активистов в доме Шанау.