Одинокий рейд

Британцы в радиообмене были предельно лаконичны, точны́, но у него сложилось такое впечатление, что не им нужна помощь, а они (альбионцы) делают некое одолжение.

– Козлы, – флегматично прокомментировал сие Скопин.

Вышли по радиопеленгу, подсвечивая радарами. С трёх миль до субмарины перемигивались узконаправленными ратьерами, затем врубили прожектор – сразу взяв «британца» в световое пятно.

Терентьев не услышал взрыва – звук не поспевал за светом. Он вдруг увидел, как на том месте, где погрузилась во мрак подлодка англичан, пробежали алеющие нити-трещины, вырисовывающие условный контур субмарины, переходящие в невыносимый, расширяющийся белый свет, ударивший по вооружённым мощной оптикой глазам. Инстинктивно прикрывший веки Терентьев всё же успел получил свою долю светового шока, на время ослепнув.

Детонация боекомплекта подлодки ударила по внутренним переборкам, ломая защиту реактора, расколола прочный корпус.

Но процесс неожиданно перешёл на иные физические принципы, породив энергетический выброс, в том числе и электромагнитный импульс. Длилось это миллисекунды, затем всепроникающая сила гравитации остановила разбегающуюся от атомной подлодки распоясавшуюся энергию. Словно при обратной съёмке потащив назад к своему источнику. Не останавливаясь, сначала схлопывая то, что осталось от британской субмарины – кипящая сама в себе смесь фугасной детонации с содержимым активной зоны реактора. Затем потянув за собой ближайший атомарно весомый предмет – крейсер «Пёрт Великий».

Совершая гравитационный пробой, энергия взрыва вконец истощилась, окончательно замкнувшись на себя. Исчерпавшись, радиоактивно смердя, тонула оплавленным бесформенным куском на дно уже не моря, но океана, уже не здесь, а где-то там, и не сейчас, а когда-то. Где-то в своём «там» и своём «когда» оказался и русский крейсер. В другом времени… или в другой реальности?

Уже не там, а где-то здесь, и не когда-то. А сейчас

Станет тесен весь мир и не вдруг, Посмотри, свою скуку убей, На Вселенную – ту, что вокруг. Я её подарю всю тебе.

Ощущение полной беспомощности и паники Терентьев выдавил из себя едва ли не насильно. Боясь коснуться глаз, после неконтролируемого о́ра (оправдывало, что в основном злого мата, а не скулежа) командир быстро провёл перекличку в ходовой рубке, уточняя дееспособность офицеров.

Естественно, сыграли «боевую тревогу», управление кораблём взяла на себя новая вахтенная смена. Пострадавших (их было немного – весь экипаж находился в закрытых помещениях) офицер медицинской службы отправил в медицинский блок. Несмотря на протесты медика, командир оставался в рубке, отдавая распоряжения.

– Радиотехнические средства, – Терентьев спрашивал, морщась – ему на лицо делали повязку, – ЭМИ было?

– Тестируем – импульс лишь лизнул. В целом локаторы и гидроакустическая аппаратура в норме, – офицер радиотехнической службы продолжал сверяться с показаниями на мониторе, – датчики поймали немного гамма, но если это и был ядерный взрыв, то какой-то недоделанный. Сейчас восстанавливаем системы связи.

– Реактор?

– Стабильно.

– Что с людьми?

Фельдшер-старшина, хлопотавший вокруг командира, увидел, что на него уставились вопросительно, слегка растерялся.

– Пономарёв говорит, что поражение сетчатки не сильное, – нашёлся штурман, – не больше, чем от сварки. В целом прогноз положительный. Сутки на восстановление. Вас сильней всего с вестовым ожгло. Остальные отделались легче.

– Вспышка была короткой. Хотя матрица видеорегистратора имеет повреждения, удалось приблизительно установить и интенсивность по зафиксированному изображению, – и, предвосхищая вопрос Терентьева, офицер службы БЧ-7[15] уточнил: – Там ни черта не разобрать, кроме вспышки.

В рубку стремительно влетел Скопин, прижимая к глазу влажный тампон. Вероятно, слишком влажный, потому что по щеке у него стекала тонкая струйка бесцветной жидкости.

– Командир! Надо в лазарет, пусть Пономарёв обработает глаза, – начал он с ходу. Увидев на лице Терентьева недовольную гримасу, наклонился к уху: – Коля, надо! Ты же не хочешь потерять зрение.

– Ты как?

– Я нормалёк! Я вообще на тот момент карандаш обронил. Левый слегка пощипывает и всё!

– Что за бортом?

– Тишь да гладь, если не считать штормовой погоды.

Скопин взглянул на связиста, вздёргивая головой в молчаливом вопросе. Тот также молча, поглядывая на экран, отрицательно покачал головой.

– Связи нет, ни «джи-пи-эс», ни «глонасс».

– Восстано́вите работоспособность – свяжитесь и доложите о нештатной ситуации.

– Само собой. Только странно всё как-то, – озадаченно проронил старпом, – прям такое впечатление, что нас перекинуло… перенос ети его.

– Что? – не понял Терентьев. – Какой нахрен ещё перенос?