Одинокий рейд

Крутанув пол-оборота, оглядывая горизонт, Фернандо Аскуэта упёрся взглядом в густой чёрный дым, косо вздымавшийся над океаном.

«Не знаю, что там задумывали наши адмиралы, но что-то у них выгорело, хм… хм… точней у бриттов выгорело. И продолжает весьма жадно гореть!»

Отлипнув от визира, оглядев рубку, нашёл офицера службы информации.

– Следует оповестить штаб о пожаре на крупном корабле англичан. Предполагаю авианосец.

Крейсер «Пётр Великий»

Некоторые сущности не следует познавать полностью, тем не менее продолжая пользоваться ими в некоторой степени привычно и бездумно.

Конечно, слушали, слушали «радио» англо-противника. Во многом бритты общались на УКВ, но что-то долетало. Нередко открытым текстом, но даже на кодированном «буль-буль-буль» по интенсивности можно было оценить и просчитать состояние дел на британской эскадре.

Явная экспрессия в эфире во время атаки была вполне закономерна, дальнейшее волнение и радиоговорливость могли быть и следствием удачного отражения удара. Но судя по поднявшемуся кипешу после расчётного выхода ракеты на цель, сразу стало понятно – в кого-то прилетело! И не в кого-то. А куда надо! Потому что вскоре пришло сообщение от «Сан-Луис», конечно, через аргентинский ретранслятор – на «Пьедро Буена» ликовали.

* * *

Отстрелявшись, крейсер заложил разворот на 12 узлах (излишне круто, на взгляд старпома) и взял обратный курс, мощно набирая приемлемые двадцать шесть.

На фоне скачущего на волнах эсминца Скопин, известный своими острыми шутками и не менее злым языком, обозвал это «величавым бегством».

– Дали врагу по яйцам… исподтишка и… гордо бежать!

Шли в таком же режиме – путаное зигзагирование. Только теперь крейсер не «прятался» за радарами и ГАС эсминца, ведя своё прослушивание.

Произошла восьмичасовая смена вахты. Скопин уже торчал на мостике, принимая команды Терентьева с ГКП, неторопливо меряя шагами весь полуовал рубки, поглядывая на выносные индикаторы гидро– и радиоконтроля, бросая короткие реплики рулевому, периодически возвращаясь к разговору с только что заступившим на вахту офицером.

– Пуск прошёл штатно. Всё, что должно было – отделилось, всё, что надо – раскрылось и полетело. Меня командир немедленно послал наверх, дабы лично осмотрел и проконтролировал… ну, ничего там не сорвало, не помяло после стартовика – в скотине-то дури немерено. Помнишь, как при учебно-боевых крышку загрузочного люка «форта» перекосило – кувалдой выправляли. Ну, и подзадержались на полубаке, пока всё осмотрели. Благо всю наледь сдуло, поплавило выхлопом – то́палось вполне комфортно.

Потом мне Луценко: «Смотрите тащкапторанга… на эсминце». Гляжу, а тёзка-то наш ратьером частит: «Вива виктория» и всё такое!

– Тёзка?

– Да эсминец – «Пьедро Буена». Не врубаешься – «Педро» тот же Пётр, только на испанском.

– А! Точно!

– Ну, так дальше! О! Думаю – пора на ГКП, поздравить наших прикомандированных аргентинцев, ну и, видимо, принять… поздравления от них!

– Ага, – ухмыльнулся вахтенный, – принять на радостях, как там его – фернету!

– А товарищи-мучачос были, видимо, и не против, наверняка полагая, что у русских всё происходит через стакан.

– Дык стереотипы у них: водка, балалайка, матрёшки, чёрная икра…

– Чапельники!

– Чего-о-о?!

– Проехали! Темнота ты[63], – отмахнулся Скопин, продолжив: – Я как на ГКП пришёл – моряк, как его… капитан де навио, с трубкой в руке вытянулся перед своим далёким и невидимым начальством, докладывал. Да с таким важным видом, словно лично метнул ракету в противника. Однако отболтавшись от вышестоящих, весь растянулся лицом в улыбке, видимо, ему сладкого отсыпали в виде званий и побрякушек. Затараторил на своём – в переводе поздравления от самого Галтьери и лично от него, с непременным желании отметить победу, и знаешь так – с красноречивым жестом, щёлкнув пальцем по шее.

– Ха, уже нахватался наших словечек.

– Но Терентьев сразу зарубил все вольные позывы. И правильно. Нехрен расслабляться. Британскую атомную ПЛ аргентинцы-то так и не обнаружили. Да и наш доблестный личный состав чудить начал.

– Дристуны? А что там собственно произошло?

– А-а-а-а, знаешь уже, – Скопин отмахнулся, – да эти-то просто долбодятлы. Стащили при разгрузке несколько ящиков с аргентинскими фруктами (там же накладных-приходных не было – никакого контроля), заныкали их и давились втихаря, пока не покрылись сыпью да не обдристались, идиоты. Я Забиркина спрашиваю: «У тебя что, голодное детство было? Апельсинов недоедал?» Представь, этот умник мне, дескать, «генетическая память, страх перед цингой». У него, оказывается, дед, прадед и глубже там, как заверяет, на флоте служили.

– Так вот чего этого ботана на флот потянуло.

– Ну, видимо. Но я вообще-то про других персонажей, до которых только сейчас дошло, что мы и они, в частности, «попали»! И обратного пути, видимо, нет. По́зднее у них, видите ли, зажигание. Так ты не в курсе? – Скопин увидел, что собеседник морщит лоб в непонимании.