Одинокий колдун

Егор с шумом вобрал носом воздух комнаты, стараясь понять смысл ее слов. Пахло чем угодно: кислым тяжелым духом неухоженного жилья, пованивало испражнениями, гноем, с кухни тянулись ароматы трав и настоек. Еще попахивало газом (газовая колонка в коридоре была очень древней и пропускала утечку). Сквозь отсыревшие старые рамы окон слабо угадывались запахи весны на дворе — был солнечный и ветреный день; при желании можно было угадать, что неподалеку течет река. Что еще? Резкие запахи хлорки из туалета и ванной, — часто приходилось дезинфицировать белье, заодно и сантехнику; дурно попахивал куль с тряпками Малгожаты, он вечером собирался выбросить куль на помойку. Да остро пахло луком и сырым мясом от его рук.

Он подошел к лежащей Малгожате, заботливо укутал ее в раскиданные повязки и тряпье, а она внезапно ловким движением цапнула его за палец.

— Дай, — коротко сказала снова.

Поднес мокрую от фарша ладонь ей к лицу: и ее нос жадно наморщился, задвигались точеные ноздри, обнажились зубки.

— Хочу, ну дай же! — почти простонала измученная девушка.

Он вышел, вернулся с чашкой фарша, поддел немного на подушечку пальца и положил ей в подставленный рот. Она проглотила, не пережевывая.

— Сырое мясо нравится? — понял Егор. — Еще?

Жадничать он не собирался, лишь опасаясь за слабенький от длительного безделия желудок Малгожаты, дал чуть-чуть фарша, около двух-трех столовых ложек. Подозревал, что вскоре она выплюнет все обратно.

Но Малгожата энергично ела фарш, даже начала жевать, радостно, хватая порции на лету, иногда снова прищемляя резцами ему палец.

— Ну, значит, на поправку повернула, — вслух решил Егор. — Или я поспешил, надо было отварить мясцо-то? А то сырое, оно хуже переваривается. С другой стороны, питательнее сырое.

Малгожата в его речи не вслушивалась. Наевшись, откинулась, разлеглась на полу, слегка потянулась и сладко уснула.

— Все замечательно, но где же я денег на мясной рацион достану? — посетовал Егор.

Поднял на руки и переложил ее на кровать. Сам вернулся на кухню вместе с чашкой, — на пару котлет там бы еще хватило; вздохнул, прикрыл чашку тарелкой и выставил за окно, в прохладу. Как ни крути, он без мяса запросто обходился, а как там будет с Малгожатой, пока неизвестно. Пусть ей на ужин останется хоть эта порция.

И пошло-поехало навстречу весне, теплу и ветру долгожданное чудо выздоровления. Она проспала день: без стонов, без всхлипов от грозивших кошмаров. На закате проснулась, доела фарш и снова накрепко уснула. Утром выпила чашку воды с медом, улыбнулась, сказала, что хочет пи-пи — почти самостоятельно оправилась в ночной горшок, поданный Егором, и, не успел он ее заново укутать, опять спала. Стала идеальной больной, одним словом. Так прошло три дня, за это время он кормил ее фаршем, творогом и сырыми сосисками.

Когда в очередное утро он вошел в комнату, она сама отбросила одеяло в клеенчатом хрустящем пододеяльнике (Егор сшил, чтобы одеяло каждые два дня не стирать). Спустила ноги с кровати, села и внимательно на него посмотрела; что-то совсем новое или позабытое им, осмысленное выражение появилось в ее глазах. Егор понял, что она начала соображать.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она Егора противным, нервным голосом.

— Живу здесь, — сказал Егор.

Малгожата оглядела скромное и захламленное жилье. И снова вперила глаза в него.

— А что я здесь делаю?

— Лечишься.

— Не ври, я здорова, — заявила девушка и попыталась вскочить с постели.

Ноги ее, пытающуюся стоять, пока не держали. Егор подскочил, желая помочь, но она гневно отмахнулась, качнулась и рухнула обратно на доски кровати.

— Верни мою одежду. Я не могу носить эти тряпки, — она брезгливо оглядела разноцветные куски ситца, изображавшие с помощью Егоровой иглы что-то вроде ночной рубашки. — И вызови такси, я хочу сейчас же уехать отсюда.

— Ты слаба, больна, я не могу отпустить тебя. Это будет похоже на убийство, — заметил Егор.

— Что со мной случилось?

— Ты ничего не помнишь? — поинтересовался он.

— Ничего, — покачала головой Малгожата, но тут же прищурила глаза и напряглась, изо всех сил пытаясь что-нибудь разглядеть в прошлом. — Помню ваш идиотский спектакль. Затем мы встретились на улице и ты напал на меня. Сделал что-то мерзкое... Что там произошло, козел вонючий?

— Ты разбилась и умирала. Я отвез тебя в медпункт, но они не могли найти кровь для переливания. И я дал тебе свою.

— Свою кровь? — снова, как когда-то в медпункте, Малгожата побледнела, лицо исказилось от ярости, и она закрыла глаза ладонью. — Она же у тебя ядовитее, чем кислота... Скотина, изувер... Хотел уничтожить меня наверняка, ну точно. Как же я осталась жива?..

— Я просто хотел исправить, помочь. И ничего не знал о свойствах своей крови. Там, в медпункте, мне показалось, что я могу менять ее, если это требуется, — поспешно начал оправдываться Егор, очень смутно ощущая, что вообще-то зря это делает, выбалтывая важные вещи. — Ты умирала у меня на глазах, врачи с их аппаратурой были бессильны, они так и сказали. И я выкрал тебя из больницы, чтобы попытаться самому спасти.

— Зачем?