Одинокий голубь

Хотя он был уверен, что поступил правильно, оставив Лорену у Клары, Август вскоре обнаружил, что скучает по ней больше, чем предполагал. Он скучал и по Кларе, так что несколько дней пребывал в крайне мрачном расположении духа. Он привык вставать поздно и по утрам сидеть у палатки с Лореной. Наедине с ним в пустынном краю, где ее никто не беспокоил, она оказалась прекрасным спутником, тогда как в ковбоях, сгрудившихся вокруг костра По Кампо, по его понятиям, не было ничего прекрасного.

Стоял разгар лета, и жара не отпускала до самого за ката. Стадо упрямилось, двигалось с трудом, животные постоянно останавливались, чтобы пощипать травку или просто постоять. Несколько дней они ехали вдоль Платта, но, когда река повернула на юг, в сторону Колорадо, Калл направил стадо на северо-запад.

По Кампо жутко расстраивался, что они удаляются от реки. В то утро, когда они свернули, он настолько задержался вместе с фургоном, что стадо успело скрыться из виду. Правящий фургоном Липпи разволновался. Ведь говорили, что в этих краях полно индейцев, так что они вполне могут подкрасться и снять с них скальпы.

— Чего мы ждем? — спросил он. — Мы и так уже мили на три отстали.

По Кампо стоял у кромки воды, глядя через реку на юг. Он вспоминал сыновей, убитых Синим Селезнем на реке Канейдиан. Он нечасто думал о них, но, когда такое случалось, печаль переполняла его настолько, что у него не хватало сил двигаться. Мысль о сыновьях, лежащих в могилах в Нью-Мексико, заставляла его думать, что он предал их, что ему надо было застрелиться и быть похороненным вместе с ними, потому что разве не должен родитель всегда оставаться со своими детьми? Но он уехал, сначала на юг, где убил свою неверную жену, а теперь вот на север, а тем временем убийца его сыновей, Синий Селезень, все еще ездит по llano, разве что кто-нибудь пристрелил его, в чем По Кампо сильно сомневался. Страхи Липпи по поводу индейцев его мало трогали, а вот вид текущей воды бередил его чувства, и это в основном была печаль.

Наконец он повернулся и поплелся за стадом, а Липпи медленно последовал за ним в фургоне. И все равно По ощущал, что они совершают ошибку, уходя от реки. Он стал мрачен, перестал гордиться своим умением готовить, и, если ковбои жаловались, он отмалчивался. Он начал экономить воду, что раздражало других мужчин, возвращавшихся грязными и мучимыми жаждой. По Кампо давал каждому лишь по одной кружке.

— Ты пожалеешь, что транжирил эту воду, когда тебе придется пить собственную мочу, — сказал он однажды Джасперу.

— Я не собираюсь пить ни свою, ни чью-либо мочу, — возмутился Джаспер.

— Тогда ты никогда не испытывал жажды, — заметил По. — Я однажды пил мочу мула. И поэтому выжил.

— Ну, вряд ли она на вкус хуже, чем то пиво в Огаллале, — вставил Нидл. — У меня с той поры язык шелушится.

— Он у тебя шелушится не от выпитого, — вмешался Август. — Этим наградила тебя та, в чью койку ты залез.

Замечание повергло мужчин в уныние. Они и без того сильно переживали, потому что все, с кем им пришлось общаться в Огаллале, уверили их, что они погибнут, не дойдя до Монтаны. Чем дальше они двигались, тем мрачнее становилась местность: трава уже не была такой сочной и обильной, как в Канзасе или Небраске, виднелись лишь песчаные холмы, покрытые редкими пучками травы. Дитц каждый день ездил очень далеко, разыскивая воду. Он всегда ее находил, но ручьи становились все меньше, а вода в них — все более соленой.

— Почти так же погано, как в Пекосе, — заметил Август.

Калла, казалось, все увеличивающаяся сушь не волновала. Наоборот, он стал более веселым, с ним легче было иметь дело, чем обычно. Казалось, он заключил сам с собой что-то вроде мира.

— Ты так воодушевился, потому что я оставил Лори? — спросил Август однажды утром, когда они ехали рядом. Далеко на юге виднелась темная полоса гор. К северу же — лишь пыльная равнина.

— Это меня не касалось, — ответил Калл. — Я не просил тебя ее оставлять, хотя, с моей точки зрения, это самое лучшее решение.

— Мне думается, зря мы не прислушались к нашему повару, — сказал Август. — По-моему, тут пахнет засухой.

— Если мы доберемся до реки Паудер, с нами все будет в порядке, — уверил его Калл.

— А что, если Джейк нам соврал? — спросил Август. — Что, если Монтана вовсе не рай, как он утверждал? И выяснится, что мы проделали чертовски длинный путь впустую?

— Я хочу ее увидеть, — настаивал Калл. — Мы станем первыми, чей скот будет там пастись. Тебе это не интересно?

— Не слишком, — ответил Август. — Я на пасущийся скот насмотрелся, до конца дней хватит.

На следующий день вернувшийся из разведки обеспокоенный Дитц сообщил:

— Нет воды, капитан.

— Ты далеко смотрел?

— Миль на двадцать, кое-где и дальше, — ответил Дитц.

Равнина, расстилающаяся перед ними, казалась белой от жары. Конечно, двадцать миль скот пройдет, хотя лучше выждать день и гнать стадо ночью.

— Мне говорили, если ехать прямо на запад, то попадешь на ручей Солт, который уже приведет к реке Паудер, — проговорил Калл. — Не должно быть слишком далеко.