— Честно? Не знаю, Гарри. Наверное, хотела отомстить… — на секунду она задумалась, а затем добавила: — Да, я хотела отомстить, Гарри. Мне это было необходимо… Понимаешь… Мой ребёнок никогда не узнает своего отца. Ты не представляешь, что я почувствовала, когда узнала, что беременна. Меня разрывали противоречия. С одной стороны, огромное счастье — ждать ребёнка. С другой стороны, ужасная боль — не иметь возможности поделиться этой радостью с Роном, его отцом…
— Понимаю, Гермиона, радость с привкусом горечи… И, вообще, хватит о грустном в такую приятную минуту, — перебила её Джинни, участливо поглаживая по плечу. — Надо думать о будущем. Особенно теперь — ведь в роду Уизли скоро будет пополнение. Рон был бы рад, я знаю это, — Джинни смахнула со щеки непрошеную слезу. — Кстати! Надо же сообщить маме, папе и мальчикам! Когда ты собираешься объявить радостную новость?
Гермиона улыбнулась сквозь слезы.
— Тебе никогда не хватает терпения, Джинни. Обещаю: на следующей неделе я сделаю официальное заявление.
Джинни от всей души обняла подругу и отправилась проверить спящего Джеймса. Воспользовавшись моментом, Гермиона поинтересовалась у Гарри:
— Как всё прошло с Долоховым?
— Гладко. Скрутили его без сучка и задоринки. Думаю, моя идея с маггловской системой GPS будет использоваться довольно часто, — его лицо озарила самодовольная улыбка.
— Да, это была прекрасная идея. Я бы даже сказала — блестящая… А где Долохов сейчас?
— В Азкабанском госпитале: с ним произошёл несчастный случай во время разговора с Малфоем, — Гарри поджал губы и замолчал.
Гермиона задумчиво посмотрела на друга.
— Ты знаешь… он ведь мог сделать со мной… что-то ужасное… этот Долохов… Я видела: он хотел… А у меня даже палочки не было, чтобы защититься. Я пыталась дизаппарировать, но ничего не получалось. И я так испугалась, Гарри… Было очень страшно — за малыша и за себя, — Гермиона судорожно вздохнула, на глаза невольно навернулись слёзы. — И представляешь, меня спас ребёнок! Мой маленький, храбрый кроха готов был изнутри взорвать Долохова всякий раз, когда тот пытался прикоснуться ко мне. Никогда раньше я не чувствовала ничего подобного, Гарри! Можешь себе представить? Вот что значит — стихийная магия, — Гермиона мягко погладила по животу.
Растроганный друг, положил ладонь поверх её руки.
— Храбрый парнишка. Весь в отца.
— А храбрая девчушка тебя не устроит, Гарри? — и Гермиона от всей души рассмеялась.
=== Глава 13 ===
В это воскресное утро «Ежедневный Пророк» и Гарри Поттер попали в квартиру Гермионы одновременно. У неё даже не осталось времени, чтобы дать сове, принёсшей газету, лакомство, потому что тут же из камина вывалился чрезвычайно взволнованный друг.
— Гермиона!
— Гарри?
Взъерошенный Поттер не смог сразу ответить: ему понадобилось отдышаться. Пока он приходил в себя, Гермиона открыла «Пророк» и замерла.
— Да… вот об этом… — выдохнул Гарри.
Гермиона не услышала его и даже не взглянула на заголовки. Её вниманием целиком и полностью завладела колдография Люциуса на первой странице газеты. Длинные волосы роскошными платиновыми прядями струились по плечам. Надменная, блистающая превосходством улыбка играла на чувственных губах. Идеальной формы брови в обычной для него манере пренебрежительно изогнуты. Застигнутая врасплох, Гермиона задумчиво провела самыми кончиками пальцев по чертам породистого лица и вздохнула. Последние сутки она отчаянно пыталась не думать о Люциусе Малфое, но хватило одного взгляда, чтобы все её старания пошли прахом…..
— Гермиона! Ты меня слышишь? — недоумённый возглас Гарри вернул её в реальность.
— Прости, Гарри… что?
Затем она увидела… это…
«Гермиона Уизли — недавно овдовевшая героиня Войны, беременна ребёнком Люциуса Малфоя! Правда или ложь?»
Гермиона прикусила губу и прочла ярко вспыхивающий заголовок ещё раз.
— Похоже, мне уже не придётся никому ничего объявлять… — пробормотала она.
Гарри сокрушённо забормотал:
— Ублюдок Долохов… Это всё его вина… Понятия не имею, как эта информация просочилась в газету… Но мы ещё можем исправить это… Организуем интервью и опровергнем…
Гермиона прервала его бессвязный лепет.
— Гарри, прекрати. Я не собираюсь никому ничего объяснять. Чего ради? Через какое-то время пресса всё равно потеряет интерес — с сенсациями всегда так бывает. Кроме того, у меня слишком долго была кристально чистая репутация. Видимо, пришла пора это исправить.
Удивительно, но Гермиона не чувствовала ярости. Она даже обыкновенной злости не чувствовала. Оцепенение и безучастность — вот то, что наиболее точно отражало её чувства. Всё происходило словно с кем-то другим. Не беспокоили сейчас бессмысленные спекуляции на её популярности, репутации и прочей подобной ерунде. Это было слишком мерзко, грязно и недостойно.