Одинокие боги

— Во второй поездке пассажиры были в основном солдаты, поэтому никаких проблем не возникло, кроме разве нескольких по дороге потерянных мулов. Да... один пассажир заблудился и отстал. В следующий раз я ехал уже с целым караваном фургонов и добрался до Лос-Анджелеса благополучно, не считая оставленных на дороге двух других экипажей. Да и скота пало тогда... ну, совсем немного.

— Лос-Анджелес? Я что-то никогда и не слыхал о таком месте.

— Мы направляемся туда. Это небольшой городок, где живут ковбои, всего в каких-нибудь двенадцати милях от моря.

— Сколько вы, мистер, хотите за проезд?

— Триста долларов с каждого. Оплата сразу.

— О! Это же куча денег!

— Платить или не платить, мистер Флетчер, — ваше дело. Коли будете ждать до весны, это обойдется вам, конечно, в два-три раза дешевле. Но сейчас я говорю только с теми, кто желает отправиться в путь немедленно. — Фарлей помолчал. Потом уточнил: — Отправляемся на рассвете.

— А сколько вы возьмете за поездку сына? — подал голос мой отец.

Фарлей обернулся и внимательно поглядел на меня своими пронзительными глазами.

— Ваш мальчик еще маленький, сэр, поэтому он может ехать за сто долларов.

— Но это же нечестно! — взорвался Флетчер, кипя от негодования. — Вы говорили, что берете только тех, кто умеет стрелять! А этот... малец, да он и ружья-то толком в руках не удержит!

Отец холодно глянул на Флетчера.

— Вы, любезнейший, не беспокойтесь. Еще посмотрим! В конце концов, я стреляю довольно прилично и, думаю, смогу еще постоять за двоих.

— Из-за чего шум? — недовольно поинтересовался хозяин фургона.

— Мистер Фарлей, я Зачари Верн, — представился отец.

Дуг Фарлей достал из костра головешку, прикурил от нее сигару и кинул обратно.

— Для меня этого вполне достаточно, мистер Верн. Все разговоры окончены!

— Но... — начал было Флетчер.

Фарлей явно не желал его слушать, положив конец перепалке:

— Мальчик едет. И точка.

Я почувствовал на своем плече руку отца.

— Пойдем-ка, сынок, соберем свои пожитки.

Когда все стали расходиться, я услышал, как грузный Флетчер пожаловался кому-то:

— Не пойму, почему так получается? Этому Верну достаточно было назвать свое имя, как Фарлей сразу согласился взять его, да еще вместе с мальчишкой. Чахоточный... не даст никому из нас покоя всю дорогу своим кашлем...

— Что бы там ни было, а Фарлей его знает, — не поддержал сетований Флетчера кто-то из отправляющихся с нами.

Отец велел мне подождать возле дома, сам же пошел укладывать наш нехитрый скарб. А я сидел на скамейке и думал о незнакомом и почему-то, мне казалось, страшном человеке, который поджидал меня в Лос-Анджелесе. Моем дедушке. Он, я слышал, ненавидел отца, мужа своей умершей дочери, и вроде бы отдал однажды приказ догнать и убить моих родителей, когда те бежали от него через пустыню.

Но я никогда не осмеливался признаться отцу в своем страхе. Не помню, когда это было, но проснувшись как-то однажды, когда мать еще была жива, среди ночи, услышал разговор моих родителей.

— В конце концов, он же его дедушка! Как можно ненавидеть собственного родного внука? — недоумевал отец. После недолгого молчания он печально произнес: — Ведь у нашего Ханни больше никого нет, дорогая Конни, никого!

Помню, отец был высоким и сильным, но туберкулез превратил его в слабого и немощного, а тоска по умершей любимой жене и сознание того, что он не сможет вырастить собственного ребенка, постоянно разрывали его сердце.

Думая, наверное, что их никто не слышит, родители тихо продолжали перешептываться.

— Зак, — говорила мать. — Что еще ты можешь сделать? Здесь никого не осталось, кто мог бы нам помочь.

И однажды ночью, это было уже незадолго до смерти мамы, отца словно вдруг осенило.

— Дело в другом, Конни! Если бы у меня в свое время хватило ума держать язык за зубами, он никогда бы не узнал то, что известно мне...

— Ты был очень разгневан в тот момент, Зак, и, наверное, не думал, что говоришь.

— Да я просто кипел от злости, но, понимаю, меня это не оправдывает. Я очень расстроился из-за Фелипе. Он молчал, он никому ничего не сказал тогда, но все равно он был убит. Я уверен — убит! Подумай только, как мог человек свалиться с утеса, мимо которого проходил сотни раз и ночью и днем, и в шторм и в ветер. А тогда ночь была лунная, дорога хорошо просматривалась, да и Фелипе всегда был очень осторожен. Что ни говори, а это было самое настоящее убийство. Только убийство!..

— Знаю, дорогой! Мой отец очень жестокий человек, но...