Одиночный выстрел

Полковник Алексей Степанович Потапов пользовался большим авторитетом у командования Приморской армии. Бойцы его 79-й особой морской стрелковой бригады воевали храбро и умело. Бригада прибыла в Севастополь из Новороссийска 21 декабря 1941 года в составе четырех тысяч человек. Ее сразу отправили на боевые позиции в третьем секторе обороны. В тот же день морские пехотинцы геройской атакой выбили немцев с высоты 192,0 метра на южном склоне Камышловского оврага. В ходе второго вражеского штурма бригада покрыла себя неувядаемой славой. Ее солдаты и офицеры погибали, но не сдавали фрицам своих огневых рубежей. К началу января в строю этого воинского соединения осталось всего 1200 человек.

Потапов, сидя за столом, рассматривал солдатскую книжку Гельмута Боммеля, приложенный к ней русский перевод и орден Железный крест. Перед ним, вытянувшись по стойке «смирно», стояли старший сержант Павличенко и сержант Седых. Они просидели в мерзлой крымской земле больше двух суток, толком не спали и не ели. Но сейчас по приказу полковника их накормили горячим обедом в офицерской столовой, дали возможность помыться и переодеться.

– Кто из вас снял снайпера? – спросил Потапов, почему-то глядя на Федора Седых, рослого здоровяка с круглой добродушной физиономией.

– Я, товарищ полковник, – сказала Людмила.

– Как это удалось?

– Привычное дело, товарищ полковник, – коротко и четко ответила она, ибо полугодовое пребывание в армии привело бывшую студентку к тому выводу, что долгие разговоры с высоким начальством вести опасно.

– Я тут прочитал, – неспешно продолжал беседу командир 79-й бригады. – У этого Боммеля на счету двести пятнадцать уничтоженных солдат и офицеров. А у вас сколько, товарищ Павличенко?

– Двести двадцать семь.

– Стало быть, поединок был на равных?

– Так точно, товарищ полковник.

– У него – два ордена. А у вас, Людмила Михайловна, есть правительственные награды?

– Никак нет, товарищ полковник.

Потапов бросил пристальный взгляд на старшего сержанта, однако поистине каменное выражение ее лица нисколько не изменилось. Она смотрела куда-то поверх его головы, на стену дома, где висел цветной бумажный плакат «Т-с! Враг подслушивает!». Сам Алексей Степанович, будучи человеком строгим, но справедливым, своих бойцов представлял к награждению регулярно. Все те, кто под Севастополем отбивался от германской Одиннадцатой армии, имевшей двукратное численное превосходство над защитниками города, вполне заслуживали и медалей, и орденов, и внеочередного присвоения воинских званий.

– Собирайтесь, – сказал полковник сержантам. – Сейчас поедем в штаб Приморской армии. С докладом о вашем подвиге…

Весьма энергичный обмен мнениями, который произошел между полковником Потаповым и генерал-майором Петровым, Людмила и Федор не слышали, поскольку стояли в коридоре перед кабинетом командующего Приморской армией. Вскоре адъютант Петрова пригласил их войти. Командующий Приморской армией улыбнулся Павличенко, как старой знакомой, спросил про отца и, пожимая руку, сказал негромко, с улыбкой:

– Обманула фрица, дочка?

– Так точно, товарищ генерал-майор!

– То есть все их приемы уже знаешь?

– Ничего в них сложного нет, Иван Ефимович.

– Молодец! Горжусь твоим подвигом и поздравляю. Сдается мне, я виноват перед тобой, Людмила. Но скоро исправлюсь…

Седых он тоже пожал руку и похвалил его за отвагу, проявленную в схватке с известным фашистским снайпером. Командующий также выразил надежду, что бойцы 54-го стрелкового полка на этом не остановятся, будут и дальше уничтожать врагов социалистического Отечества. А пока политотдел армии издаст специальный «Боевой листок» с их фотографиями и описанием этого замечательного подвига.

Через неделю Людмилу на позициях второй роты нашел корреспондент городской газеты «Маяк Коммуны» Иосиф Гуревич. Затем к ней явился, чтобы взять интервью, сотрудник редакции флотской газеты «Красный черноморец», известный в Севастополе журналист Владимир Апошанский. Старший сержант излагала всем одно и то же: что в политотделе армии, что представителям местной прессы. Результат, однако, ее удивил.

Корреспонденты не пожалели красок для Гельмута Боммеля: толстый, как жаба, водянистые глаза, желтые волосы, тяжелая челюсть. Цифры в его солдатской книжке они прочитали по-разному: «Боевой листок» – 500 уничтоженных солдат и офицеров, включая Дюнкерк; Гуревич – 400; «Красный черноморец» – 300. Воинское звание немца тоже вызвало затруднения: он у них и обер-ефрейтор, и унтер-офицер, и фельдфебель.

Совершенно не устроила журналистов слишком простая на их взгляд история с Камышловским мостом. Они представляли себе снайперскую дуэль по-другому. Например, так: «Медленно, нехотя туман рассеялся, просветлело, и Павличенко увидела, как прячась за манекен коряги, снайпер передвигался едва заметными толчками. Все ближе и ближе к ней. Она двинулась навстречу. Одеревеневшее тело стало тяжелым и неповоротливым. Сантиметр за сантиметром преодолевая холодную каменистую подстилку, держа винтовку перед собой, Люда не отрывала глаз от оптического прицела…»