Одиночество. Падение, плен и возвращение израильского летчика

В двух отдельных воздушных боях над авиабазой Абу Суэйр близ города Исмаилии, что недалеко от Суэцкого канала, я сбил два МиГа-21. В течение десяти минут я, Гиора Ромм, который всего пять лет назад учился в школе, сумел сделать то, что прежде ассоциировалось у меня исключительно с приключенческими романами и сценами из кинофильмов. В тот же день я совершил вылет на север, чтобы принять участие в атаке на сирийский аэродром Т-4 недалеко от древнего города Тадмора[20]. Тогда я сбил свой третий МиГ-21. К вечеру, когда дневные бои закончились и я оказался один, я в своих глазах стал совершенно другим человеком. Однако именно тогда я понял, что такое война. Дани Ангел, тоже боевой летчик и мой лучший друг в старших классах, погиб в день моего триумфа. И я понял, что зверь по имени Война обитает в пространстве между двумя точками — блестящим исполнением поставленной задачи и героической гибелью на поле боя.

Двумя днями позже я сбил над Синайским полуостровом два египетских МиГа-17. Так на третий день Шестидневной войны я стал первым асом в истории израильских ВВС.

Статей было много, и все на одно лицо. Меня называли воплощением израильского военного гения: молодой сабра, продукт израильской системы образования, активный член молодежного движения скаутов, сумел сделать то, о чем прежде мы читали в книгах о Второй мировой войне, вроде «Битва за Британию», «Спитфайр[21] над Мальтой» или «Повесть о настоящем человеке». Летчики-асы, их боевые вылеты — все это казалось историей, имевшей место в Европе в те времена, когда европейское еврейство едва не погибло в ходе величайшей бойни двадцатого века. И вот всего двадцать лет спустя молодой израильский летчик, пилотирующий один из лучших в мире боевых самолетов, французский «Мираж», сбивает в воздушных боях пять советских самолетов. Русских самолетов! Тех самых, которые накануне шестидневного блицкрига так пугали израильтян и их сторонников во всем мире, и в первую очередь евреев диаспоры.

Четыре сбитых мной самолета были египетскими. Что сделают со мной мои тюремщики, если узнают, кто я на самом деле? У них в плену оказался сбитый и обездвиженный символ израильского воздушного всемогущества, и это вызовет в Египте политическую бурю. Они станут демонстрировать меня на каждом углу, причиняя тем самым страдания моим близким.

Поэтому больше всего меня беспокоило, как долго я смогу хранить свою тайну. Когда меня допрашивали в больнице, я настаивал, что сделал самую скромную армейскую карьеру. Что же касается моего участия в «войне 67 года», я утверждал, что мой самолет был подбит во время первого же вылета и мне пришлось совершить аварийную посадку на авиабазе Рамат-Давид[22], откуда меня отвезли в больницу в Афуле, на севере Израиля, где я находился до конца войны.

В этой истории была доля истины, поскольку для хорошей лжи нужна твердая почва. Меня действительно подбили на второй день войны, я действительно совершил посадку в Рамат-Давид, получил травму и был доставлен в афульскую больницу. Однако на следующее утро я сбежал из больницы, вернулся в свою эскадрилью в Тель-Ноф[23] и в ходе единственного вылета, в котором принял участие, сбил над Суэцким каналом еще два египетских самолета.

Итак, между тем, кем я был на самом деле, и придуманным мной персонажем была дистанция огромного размера. Я ожидал, что рано или поздно дорого заплачу за это. Пока я пребывал в изоляции, в ходе бесконечных обсуждений с самим собой эта тревога многократно усилилась, и изначальное благодушие превратилось в состояние, близкое к панике.

Мне совершенно не хотелось обратно в одиночку! Ощущение удушья и пустоты, не покидавшее меня все время, когда я лежал в одиночной камере, все еще оставалось со мной. И я хорошо понимал, что эта камера находится на расстоянии двухминутной поездки с завязанными глазами на шаткой каталке.

Глава 12 4 октября 1969 года

Осман принес обед. Было очевидно, что предоставляя мне те или иные условия, египтяне следуют конкретной инструкции. Обед состоял из жареного мяса, овощей, миски риса и питы, разрезанной на четыре части. На десерт полагался маленький апельсин.

Как бы то ни было, дела явно шли в гору.