Один в поле

— Скорее всего это у тебя было по причине нервного стресса, — Дед с интересом посмотрел на меня. — А сейчас, что тебе снится?

— Ничего. Укладываюсь спать, закрываю глаза и, вроде бы, тут же их открываю, а на дворе уже утро. Ни в какую беспросветную тьму, как любят описывать в своих романах особо впечатлительные натуры, не проваливаюсь и ничего угнетающего при этом не испытываю. Просыпаюсь бодрым, полным сил и, несмотря на обстоятельства, в прекрасном настроении. Дед, ты не поверишь, но даже мысли о том, что я никогда не увижу Землю и людей не очень меня беспокоят. Если не удастся найти общий язык с аборигенами, проживу, как-нибудь в одиночестве. Отолью колокол и буду звонить в него до изнеможения.

— А колокол-то для чего?

— А плоть укрощать. Можно и дровишки порубить, или еще каким ремеслом заняться.

— Шутник, братец, — рассмеялся Дед, — значит онанизмус вульгарис тебя не устраивает категорически?

— Если что, это будет самая крайняя мера, — заржал в ответ я.

Утро, по утверждению какого-то давно забытого стихоплета, начинается с рассвета. Патефонную пластинку с песней нашел еще ребенком в необъятных закромах запасливого Деда. Бодрый, но сугубо неинтересный мотив, да и слова ни о чем, а тут, надо же, из глубин памяти всплыло:

…У студентов есть своя планета,

Это, это, это Целина…

Во-во, теперь и у меня имеется своя планета, куда тем студентам с их Целиной. Короче, жизнь Робинзона бьет ключом, слава богу пока по башке не попадает.

Водные процедуры, легкая разминка на берегу ручья, завтрак остатками рыбы и основательно подвяленными ягодами. Всё, готов к труду и обороне, как любил говорить Дед. Кстати, фантом оказался созданием весьма тактичным и балует своим присутствием лишь когда я сам его позову. Нормально, никто не лезет под руку с ненужными советами и не мешается под ногами.

Первым делом принялся обработкой стеблей «крапивы», чтобы получить кудель. Для этой цели подобрал подходящую ровную палку в качестве ударного инструмента и небольшой пенек. На пень укладывал стебли травы и планомерно простукивал дубинкой. От моих молодецких ударов сухая костра летела в разные стороны, освобождая растительные волокна. Минут за сорок управился. Результатом моих действий стала приличная куча тонких нитей светло-бурого цвета. Чтобы освободиться от ненужных растительных остатков расчесал кудель. В качестве гребня использовал сухую ветку, плотно усеянную более тонкими ветвями. Веточки обломал, оставив концы длиной пять сантиметров. Окончательно освободил материал для прядения нитей от остатков костры. Теперь можно приступать к самому процессу прядения.

Ввиду отсутствия прялки нить скручивал пальцами и наматывал на палочку. Периодически пальцы опускал в воду, отчего нить получалась более плотной. К обеду переработал весь материал получил приличных размеров бобину ниток примерно миллиметрового диаметра. От непривычной работы кисти рук ныли. На этом решил пока остановиться. По моим расчетам на бобине не менее километра ниток. Следующим этапом станет изготовление из нее веревки.

А пока следует позаботиться о хлебе насущном. Мухой сгонял в лес. Притащил несколько крупных орехов и кулек ягод. Еще одна ходка, и пара «дынь» теперь уже никогда не станет добычей местной живности, охочей до вкусных зрелых плодов. Рыбалку и охоту решил отложить — уж больно увлекательным оказалась профессия прядильщика.

После обеда проверил листья тростника на предмет усушки и приобретения ими необходимой гибкости. Материал если и не просох окончательно, былую хрупкость потерял и вполне годился для плетения разного рода туесов, лукошек и даже корзин. В качестве ушка для протягивания растительных плетей использовал тонкую, но достаточно прочную раздвоенную веточку. В результате двухчасовых мучений в моем распоряжении появился литров на пять туесок с ручками. Аляповатый, конечно, но устранение данного недостатка — дело практики. Ладно, как говорится, не с лица воду пить. По ягоды теперь есть с чем сходить — и то дело.

Далее занялся изготовлением прочной веревки. Для начала поделил большую нить на четыре примерно равные части. В этом мне помог мой глазомер… Ха-ха-ха! Шучу. С помощью глазомера тут фиг угадаешь. А вот вычислительные возможности нейросети, фиксировавшей все мои действия, пригодились как нельзя кстати. Перегнав нити на четыре катушки, связал концы и придавив узел тяжелым камнем занялся плетением. Так или иначе в скором времени я с гордостью держал в руках бобину довольно прочной веревки длиной около двухсот метров. Плевать, что она не по всей длине равномерной толщины и волокна топорщатся — это основа моего будущего костюма дикаря.