Один в чужом пространстве

— Кажется, используют в самонаводящихся боеголовках. По американской технологии. За рубежом… Не знаю, я не специалист.

— Пишите дальше!

— Не знаю…

— Чего вы не знаете?

— Вот этого, — он указал на строчку «№ 4 — 19». — Может быть, резервуар?

— Пишите «резервуар»!.. — мне было начхать на то, что он напишет. Куда важнее было то, что он скажет. — Где она производится? Как могла оказаться на нашей территории? Транзит?

— У нас и производится. На Урале, под Свердловском.

— Вы там были?

— Как-то… давно. Я не по этой части. Так, слышал… Там о ней вслух не говорят, она проходит под кодовым названием.

— Каким?

— Не помню.

— Постарайтесь вспомнить, Александр Иванович. Это важно!

Корзун наморщил лоб и, пока вспоминал, вывел четвертую строку: «чистый вес».

— Нет, не помню…

— А «чистый вес» — это что?

— Вес без котейнера. В контейнере делаются отверстия, туда вставляются ампулы. В зависимости от количества — вес. Потом они заливаются смолой.

— Дальше?

Напротив цифр «99, 99» Корзун написал: «пробность», но я решил не тратить время на уточнение этого понятия.

Расшифровка следующей строки превзошла все мои ожидания: боже, кок все просто! Там, где было единственное и такое загадочное слово «cherry», почти машинально физик черкнул… «цвет»!

Цвет! Ну, конечно, цвет, что же еще!

Он вернул мне книжку, записку и «паркер».

— Все?

— А что-нибудь еще?

Корзун усмехнулся, поежился, словно от холода.

— Откуда я знаю, что вам надо? — сказал, отвернувшись к окну. — Может быть, вас интересуют сроки изготовления, точка мгновенного парообразования… Что там еще может быть в характеристике такого продукта… ну реакция «К», реакция «ТЕМП», реакция «PFN»…

Он, конечно, издевался, прекрасно понимая, что я — ни бум-бум в этих делах. И я решил его наказать.

— Пишите! — вернул книжку. — Все пишите.

Он нехотя вернулся к своему занятию. Некоторое время я молча следил за его пером.

— А что будет, если открыть такой контейнер? — спросил.

— Ничего. Если ампулы целы, конечно.

— А если нет?

Он глянул на меня поверх очков, как на придурка, и засмеялся своим надтреснутым хохотком:

— Лучше не надо!.. Видите, я пишу: «точка мгновенного парообразования 37,7 °C»?

— И что?

— И — все! Вы вдохнете и… и хрен с вами, вы мне глубоко несимпатичны, признаться. Но в случае разгерметизации ампул произойдет мгновенное токсическое заражение местности.

Он стал писать что-то латинскими буквами дальше, а я вдруг вспомнил, как саданул дипломатом по оконной раме в гостинице, как отбил им щепу от перил, и похолодел…

— Значит, у нас эта ртуть не применяется, но производится?

— Молодой человек, я ведь не политик, я ученый. Стоило бы напомнить ему, что он вообще вахтер, чтобы не кочевряжился, но это могло все испортить.

— А при чем тут политика?

Взглядом он опять не преминул подчеркнуть мою неосведомленность.

— Вы же сами сказали: не применяется, но производится. Значит?..

— Продается? — догадался я. — Она что, дорогая?

— Не покупал.

— А все же? Примерно?

Он задумчиво уставился в потолок.

— Долларов четыреста, — бросил.

— Контейнер?

— Грамм!

Я невольно присвистнул.

— Все. Больше я вам ничем не могу быть полезен, — теперь уже окончательно вернул канцелярские принадлежности Корзун.

Я бесцеремонно вырвал из книжки две исписанные странички.

— Могу быть свободен? — не скрыл физик сарказма.

— А я вас не арестовывал. Спасибо за информацию.

Обмениваться рукопожатиями мы не стали. Корзун приоткрыл дверцу, поставил ногу на асфальт и обернулся ко мне.

— Хотите совет? — спросил. — Не связывайтесь: не удастся. Сопровождающий конвой в лифте меняется на каждом этаже по пути следования готовой продукции из лаборатории с полным документальным оформлением передачи груза. На каждом!.. Стреляют без предупреждения.

Настала моя очередь выразить сомнение по поводу его умственной полноценности: он что же, решил, что я готовлю ограбление секретного завода?!

Взгляд мой Корзун пережидать не стал. Обойдя «волгу», замер вдруг, потом вернулся и наклонился к окошку:

— Вспомнил!

— Что вы вспомнили?

— Кодовое название вспомнил.

— Ну?..

— «Красная вишня», — и, не прощаясь, побрел по тротуару в никуда.

— Мэни в филармонию трэба, — тихонько напомнил о себе импресарио.

— Давай.

«Значит, тридцать "кэгэ" по четыреста "зеленых" за грамм это… — подсчитывал я в уме под мерный шум двигателя, — это… получается, что на чердаке у Хобота я оставил двенадцать миллионов долларов?!.»

Красиво! На эти деньги вполне можно купить пачку «Кэмела», кроссовки, часы, заплатить за год вперед за квартиру и даже Мишке на собаку останется!

Вспомнив о «Кэмеле», я закурил. Вывод, который напрашивался из всей этой информации, был прост, как ливерная колбаса: помимо мафии, эмвэдэшников, безошников и прочих, в поисках пропавшего «дипломата», а стало быть, и меня, задействован весь военно-промышленный комплекс с его самым большим и старым генералитетом в мире!

16