Рассказчица, по профессии актриса, в то время лечилась методом психоанализа от настоящего раздвоения личности, которое проявлялось у нее, как обычно, главным образом в плане отношений с противоположным полом, то есть в форме конфликта между двумя мужчинами, соответствующими двум несовместимым половинам ее личности.
КОММЕНТАРИЙ К ШЕСТОМУ СНУ
Как и в случае первого и второго снов, рассказчица в курсе проблемы НЛО; последние и здесь играют роль символов. Появление тарелки в определенной мере можно предвидеть, так как с самого начала рассказчица в ожидании стоит в «центральном» месте, на круглой площади в центре какого-то города. Таким образом, во сне четко устанавливается срединное положение, одинаково удаленное как от правой, так и от левой крайностей, и позволяющее хорошо рассмотреть и прочувствовать все, что происходит вокруг. Тарелка появляется как еще одно выражение или «проекция» той же «срединной» ситуации. В сновидении подчеркивается свойственный тарелке характер проекции: отмечается, что она ведет свое происхождение от кинематографических опытов двух режиссеров-конкурентов. В этих режиссерах нетрудно распознать тех двоих, между которыми колеблется сердце рассказчицы.
Так возникает фундаментальный конфликт, который должен разрешиться с появлением третьей стороны, занимающей посредствующее положение между двумя крайностями. Тарелка появляется здесь именно в роли посредника, нам уже знакомой; но вскоре обнаруживается, что это просто преднамеренный кинематографический «трюк», лишенный серьезного смысла и посреднической функции.
Имея в виду важность той роли, которую в жизни молодой актрисы играет режиссер, можно сказать, что благодаря своему воплощению в виде двух режиссеров влюбленные соперники как бы получили «повышение», их значимость резко возросла. Благодаря подобной метаморфозе они как бы специально улавливаются прожекторами, освещающими жизненную драму молодой актрисы, и выходят на передний план до такой степени, что тарелка полностью заслоняется ими, сходит на нет; обнаружение технического трюка, вызвавшего тарелку к жизни, лишает ее всякого значения. Акцент переносится с феномена, казавшегося космическим, на режиссеров, которые просто использовали трюковые съемки. Таким образом, основной интерес сновидения концентрируется на профессиональных устремлениях рассказчицы; смысл сна и разрешение конфликта обретают точно определенную направленность.
Но неизбежно возникает вопрос — и вопрос довольно сложный: почему сон избирает эту впечатляющую картину с летающей тарелкой, чтобы потом, сразу после того, как «трюк» раскроется, довольно разочаровывающим образом отвергнуть ее? Учитывая таинственную, почти торжественную атмосферу начала сна со свойственным ей подчеркиванием идеи срединности, а также хорошо знакомый рассказчице сенсационный характер летающих тарелок, можно сделать вывод о некоторой неожиданности подобного оборота. Все происходит так, как если бы сновидение утверждало: «не это, совсем не это действительно важно для тебя; речь идет всего лишь о кинематографическом трюке, о забаве для научно-фантастического фильма. Было бы лучше, если бы ты думала о той главной роли, которую тебе предстоит сыграть в обеих съемках».
Подобное развитие указывает на роль, отведенную тарелке, и на причину ее исчезновения. Личность рассказчицы занимает центр поля зрения; она находится в срединном положении, компенсирующем ее распад на две противоположности и представляющем собой средство и шанс для преодоления этой раздвоенности. Но для того, чтобы преодоление состоялось, необходимо испытать некое чувство, способное заставить человека действовать как единое целое: благодаря подобному чувству и по мере его развития колебательные движения, вынуждающие субъекта устремляться от одного автономного полюса к другому, прямо противоположному, постепенно сойдут на нет, а вместо них воцарится состояние ясности, четкости и единства. В данном случае потрясающее явление летающей тарелки, которая на мгновение приковывает к себе всеобщее внимание, могло бы вызвать благотворное чувство.