– Ага, – ответила Галка. – Какая каша вкусная!
– Вы заметили, товарищи, – шеф усмехнулся, – непринужденная болтовня по радио стала неотъемлемой частью походного быта геологов. В общем это хорошо. Не чувствуешь себя оторванным от людей, от жизни. – Шеф перешел на серьезный тон. – Что нового на базе?
– Ничего нового, Петр Петрович... Погода в Салехарде испортилась. Дождь и туман.
– Что еще?
– Больше ничего интересного, Петр Петрович.
– Ну и отлично... А теперь задание на завтра. – Шеф расстелил на коленях карту. – Значит, так. Двумя обхватывающими маршрутами мы выходим на берег безымянного ручья, вот в этом месте. Оттуда...
...Я не очень верю в приметы и предчувствия, но весь вечер у меня почему-то было очень противно на душе. Началось это после того, как поохала по радио Галка.
Я ломал ветки на костер, когда она подошла ко мне.
– Давай помогу.
– Не надо, я сам... Послушай, Галя, что там случилось в городе?
Она пожала плечами:
– Ничего особенного.
– Зачем ты меня обманываешь?
. – Ах да, – она сделала вид, будто только что вспомнила. – Тип какой-то сбежал из заключения. Борис Свиридов. Весь город ищет.
– Меня тоже зовут Борис. – Я рассмеялся как можно естественнее.
– Любопытное совпадение.
– Что он сделал?
– Я же сказала – бежал из заключения.
– Больше ничего?
– Да еще сбросил с поезда человека...
Я усмехнулся. – Странно, почему ты это не сказала при всех?
– Ты смешной. Разве такие вещи можно передавать по радио? Мне Регинка по секрету выболтала.
– Вот оно что...
– Тридцать пятого года рождения, – продолжала Галка. – Сколько ж это ему лет? Двадцать восемь.
– Мне тридцать.
– Черноволосый...
– Я тоже черноволосый...
– Может быть, это ты? – громко рассмеялась Галка.
– Чепуху ты мелешь! – Я попытался расхохотаться еще громче, но у меня это получилось плохо.
– Конечно, чепуху.
– Что она еще говорила?
Мне показалось, что Галка посмотрела на меня слишком внимательно.
– Она еще говорила, что у того типа три стальных зуба.
– Тогда это определенно обо мне! – Я широко оскалился. – Где ты тут видишь сталь?
– У тебя просто не хватает одного зуба, – сказала Галка. – Где ты его потерял?
– В кулачной драке. Я дрался за женщину. Это была благородная драка.
– Ты вообще благородный.
– В самом деле? Вот не ожидал! – Меня опять потянуло на смех, но я сдержался, чтобы не показать, как мне смешно от собственного благородства. – Ты мне нравишься, Галя. Еще несколько дней, и я влюблюсь в тебя, как Ром... Прости, Роман. Тебе, кажется, не нравится, что я его так называю.
– Роман хороший парень, он не бьет женщин.
– Да, конечно... – Я вложил в эти слова всю желчь, на которую был способен. – Он святой. Он умеет разводить костер. Он никому не сделал ничего плохого, не украл и не убил... Только я не люблю святых!
– Ты чем-то сегодня раздражен, Боря.
– Это от комаров... Скажи, а ты меня могла бы когда-нибудь полюбить? Вот такого раздражительного, не умеющего разжигать костер, вредного и очень не святого?
Галка молчала.
– Ладно. Это я пошутил. Скажи мне, пожалуйста, Галя, ты не знаешь, какая плотность населения в нашей тундре?
– Точно не помню. Кажется, две сотых человека на квадратный километр.
– Это выходит – один человек на пятьдесят квадратных километров. Правильно я подсчитал?
– Вроде...
– Вот это вакуум! – радостно воскликнул я. – Почище, чем в ускорителях элементарных частиц.
– А что тебе? – удивилась Галка.
– Ничего... На пятьдесят квадратных километров один человек. Это здорово!
5
– У меня что-то болит нога, – объявил я утром Галке. – Правая нога в коленке.
– Сильно?
– Сильно. Наверное, ревматизм.
– Как же ты пойдешь в маршрут с больной ногой? – забеспокоилась Галка.
– Как-нибудь.
– Ну, знаешь ли, как-нибудь – это не годится.
– Может быть, расхожусь. Так бывает, сначала болит, потом походишь – и ничего.
– А если не перестанет, что тогда? Ляжешь под кочку?
Я не ответил.
– Ребята! – Я заметил, что когда Галка сообщала что-либо важное, она всех называла ребятами. – У Бориса болит нога.
– Ах, какое событие! – издевательским тоном отозвался из палатки Ром.
– Я серьезно, – обиделась Галка.
– Не слушайте ее, – сказал я. – Ничего страшного. Поболит и перестанет. У меня это случается.
Я нарочно проковылял к кострищу и стал греметь посудой.
Филипп Сергеевич высунул из палатки бородатую голову.
– Ушибли?
– Нет, ревматизм.
– В такие годы? Странно...
– А вы бы пережили с мое, тогда б удивлялись!
Это было, конечно, глупо с моей стороны, но меня задел тон, каким бородач сказал «Странно».
– Я, милостивый государь, тоже кое-что пережил, – беззлобно ответил Филипп Сергеевич.
Я вспомнил про его изуродованную руку, но решил, что с изуродованной душой жить все-таки куда тяжелее.
– А что, если он просто притворяется? – высказал предположение Ром. Он уже встал и лениво потягивался возле палатки.
Но тут ввязался шеф:
– Как вы смеете так говорить, Роман? Кто вам дал право не верить человеку?.. В наказание вы будете сегодня готовить завтрак. Живо!
Шеф уже прокричал свой «Подъем!» и теперь сгонял жирок.