Мне обязательно надо научиться разжигать костер на ветру в мокрой тундре и ровно дышать, не задыхаясь от того, что переломил о колено тщедушный стволик березки, и еще очень многому надо научиться, если я хочу добиться цели, ради которой очутился в этом месте.
Наконец самолет затарахтел, повернулся задом и помчался по воде, как овчарка за беглецом. Он и выл, как овчарка, опустив хвост и подняв кверху морду.
– Отойди, окатит! – крикнула Галя и, беспричинно смеясь (интересно, что будет смешного, если я вымокну!), схватила меня за руку и оттащила в безопасное место.
Она была вообще какая-то психованная, эта Галка: лезла ко мне со своими заботами и задавала глупые вопросы – не устал ли я и как мне здесь понравилось? Может быть, этим она хотела досадить Роману в ушанке? Меня подмывало крикнуть парню, что он дурак, если ревнует меня к девчонке, но вместо этого я упрямо молчал и вызывающе поглядывал на Романа.
– Ну-с, милостивые государи, – дядька с бородой смачно потер руки, как в пьесах из интеллигентной жизни, – что мы будем варить на ужин?
– Кандидат наук Филипп Сергеевич, главный геолог экспедиции, – шепнула Галя, показывая на бородатого. – Сила.
– Очень хочется пить, – сказал в пространство шеф, рассматривая отпечатанную на синьке карту.
Я понял намек и взял черный, закопченный чайник, литров на пять.
– Пойдем, я покажу, где берут воду, – сказала Галка.
– Ее берут в озере, – заявил Ром, не отрывая от земли мутного взгляда.
– Надо знать, в каком именно месте, – уточнила Галка.
– В любом, – сказал Ром.
– Нет, не в любом. Я знаю место, где она вкуснее.
Напевая, Галка побежала к берегу, а я поплелся за ней, как паж при дворе короля Людовика Четырнадцатого.
– Они хорошие, – сказала Галка.
– Может быть, – равнодушно ответил я.
Вместе с Галкой я зашел в озеро подальше от берега и набрал воды.
– Заварка и продукты у нас хранятся в погребке. Давай покажу.
Через час все ели сладковатую лапшу и тянули из эмалированных кружек кирпичный чай цвета неразбавленного дегтя.
Я не заметил, как бородач вынул из кармана губную гармошку и, усевшись на опрокинутое ведро, заиграл какую-то незнакомую песенку. Ветер и комары подпевали ему. И был багровый закат, и солнце было цвета начищенной пуговицы. А бородатый Филипп Сергеевич сидел на опрокинутом ведре и, закрыв глаза, играл на губной гармошке. Если к нему присмотреться, был он совсем не стар, это старила его волосяная лопата, которая подметала где-то в районе ключиц, когда он вертел головой, отмахиваясь от гнуса.
– Завтра утром отправимся в очередной маршрут, – объявил мне шеф. – Вы умеете ходить по тундре?
Я ответил, что ноги у меня пока в норме, но шеф сказал, что ноги тут ни при чем, а важно сердце, поэтому он и спрашивал у меня про сердце, а не про ноги. Я опять соврал, что мотор в порядке, а шеф сказал, что все равно мне придется немного попотеть, пока я не акклиматизируюсь и не привыкну.
Потом все четверо спорили на своем геологическом языке, но я ничего толком не понял, разве только, что они ищут нефть, но об этом я слышал еще от второго пилота в воздухе. Вообще мне здорово повезло, что в справке, которую я давал шефу, не было написано, что я какой-либо там техник-геолог или, скажем, коллектор, а всего лишь разнорабочий, который имеет полное право ничего не уметь делать.
После разных событий, навалившихся на меня за последние дни, дьявольски хотелось спать. Я уже основательно клевал носом, а они все говорили о песках и глинах с мудреными названиями, пока шеф не сообразил, что отбой был давным-давно и пора залазить на нары.
– Интересно, товарищи, как мы разместимся, – сказал он соображая. – Я совсем упустил из виду, что нас теперь пятеро.
Палаток было две, и обе совсем маленькие, к тому же в одной стояла рация, потому что туда вел провод от антенны.
– Вам придется кого-то из нас взять к себе, – сказал шеф Галке.
– Я могу взять Бориса, – ответила Галка, глядя в упор на Рома.
– Этого еще не хватало! – закипел Ром, и его лицо покрылось пятнами. – Битый месяц мы теснились втроем...
– Тогда разыграем. По-морскому, – сказала Галка. – Ты умеешь по-морскому? – Это она спросила у меня.
Я кивнул.
– Тогда начали... Счет с меня... Три!
Пятеро человек рывком подняли руки. Я показал три пальца, Галка–два, Ром и шеф выбросили по пятерне, бородатый Филипп Сергеевич поднял обе руки с растопыренными веером пальцами. Правого мизинца у него не было, но он крикнул задиристым тенором:
– Мизинец считать!
– Двадцать пять, – сказал Ром мрачно. Он уже сообразил, на кого упадет последняя цифра.
Она упала на меня, и это мне совсем не понравилось, потому что я приехал сюда не для того, чтобы волочиться за девчонками, а тем более отбивать их у мрачных типов. Но результат морского розыгрыша не обжалуют, как и приговор верховного суда, а только подают просьбу о помиловании. Ром не подал такой просьбы и лишь метнул в меня косой взгляд.
2