Все-таки идея выкрасть молодого шамана была очень удачной. Разговоры с ним дали массу полезной информации. Так, оказалось, что мелкие отряды ургов рыскали по этим местам по двум причинам. Одна из них — это поиски Рырги. Духи сказали шаману Пуасу, что тот скоро должен был прийти из Леса Смерти, что на западе. Как раз оттуда вышел Ярослав, а так как он был первым разумным, который вышел оттуда, то его смело зачислили во враги всего народа ургов.
Другая же причина заключалась в том, что старейшины ожидали в этом году нашествия Отродий.[109] Они нападали на селения ургов каждые сто лет, и скоро должен был наступить период нового нападения. На вопрос Ярослава, что это за Отродья такие, Гхол (так он назвался) оживился. Даже забыл про страх перед Ярославом, и тот пожалел, что развязал пленника. Гхол вскочил на ноги, начал размахивать руками, брызгать слюной, рычать и вопить. Его поведение никак нельзя было назвать адекватным, даже с натяжкой. В его словах сквозила такая ненависть к неведомым тварям, что Ярослава прямо-таки передернуло.
Эти Отродья были порождениями Дикой магии, оставшейся на месте великой битвы величайших магов древности (при этих словах Ярослав усмехнулся: столько величия в одной фразе!). Их было мало, но раз в сто лет они направлялись на север, уничтожая на своем пути все и вся. По некоторым предположениям, эти твари каким-то образом узнавали о планах защитников, несмотря на магические заклинания шаманов. Поэтому простым воинам практически ничего и не сообщалось — их защита слишком слаба. На последней фразе Гхол гордо выпятил грудь. Отродья переходили степь маленькими группами по двое-трое особей. Отряд из двадцати воинов с луками и копьями мог с ними справиться, при некотором везении даже сохранив почти всех воинов целыми и невредимыми.
На вопрос о том, а почему бы не подождать Отродий в защищенных селениях, Гхол посмотрел на Ярослава как на идиота.
— Они же собираются там в стаи до нескольких сотен штук, и тогда волны ужаса захлестывают ургов, заставляя их выпускать из рук оружие и покорно ожидать своей участи! — Эти слова были произнесены таким осуждающим тоном, что Ярославу даже стало как-то неудобно. Мол, Ужасному Рырге, приход которого предсказал Великий Безумный Шаман и подтвердил сам Пуас, стыдно не знать таких простых вещей!
На этом Ярослав свернул обсуждение. Для него было опасно разубеждать Гхола в своем всемогуществе. Кроме того, по отдельным репликам пленника Ярослав понял, что все урги, побывавшие в его плену, такого нарассказывали. И что он бил их смертным боем, и что превращался в огромного монстра с алчущими живой плоти пастями, острейшими клыками и извивающимися щупальцами. Как он пил их кровь и забрасывал в Бездну, как самые страшные демоны из глубин тьмы подчинялись ему, признавая своим повелителем… От таких рассказов становилось даже приятно: вон он, Ярослав, какой! Причем ни один из ургов и словом не обмолвился о том, что могучий Рырга учил язык. Да, он помнил их удивление, когда за несколько часов выучивал огромное количество слов, но, судя по всему, это не было посчитано слишком уж впечатляющей способностью, достойной упоминания в рассказах вырвавшихся из лап чудовища великих героев ургского племени. Ну что ж, и мы не будем никого в этом разубеждать! Такая репутация даже полезна. Единственное неудобство в том, что молодой ург, поверивший в эти россказни после демонстрации магии Ярослава, теперь свято верил, что тот может и знает все. А Ярославу надо было многому научиться от урга. Например, вызнать про письменность ургов, упомянутую одним из пленников. Ярослав тяжело вздохнул — работа предстояла трудная.
— Гхол, а давно ли умер ваш Безумный Шаман?
— Давно! Уже двенадцать Великих Шаманов отправились на встречу с духами предков.
— Ага. А почему моего прихода тогда ждали? Пусть ваш Пуас там чего-то сказал, но его слова это просто искра. Искра, которая разожгла сухой трут вашей ненависти! А ведь все уже забыть должны какое-то там предсказание!
После этих слов Гхол обиделся за свой народ в целом и за этого проклятого шамана в частности. В разговоре он даже забыл, что Ярослав — это пугало его народа. И считал, что если тот захочет его убить, то убьет, а поспрашивает и, глядишь, отпустит. Тем более что ни о каких особых тайнах Рырга не спрашивал.
— Все пророчества сохранены в струлях.
— В чем?!