— Любопытство оказалось столь велико, что я связался с гвардейцем из свиты князя-мага клана. Подробности разговора дошли до самого чародея Эльнира, и он посвятил немало времени общению со мной… — Тимурис говорил со все большей страстью, пока наконец не воскликнул: — Снимите маску, лейтенант!
К'ирсан медленно повернулся и стянул повязку. Пунцовые шрамы на левой половине лица ужасали, но под взглядом эльфа они налились мерзкой чернотой. Советник удовлетворенно кивнул и внезапно потребовал:
— Зачем ты понадобился королю, убийца? Что тебе поручил Гелид Ранс?
Кайфат продолжал молчать, лишь издевательски ухмыльнулся.
— Отвечай, червь! Совет князей теперь знает, что ты выжил после Стражей Реки и где тебя надо искать. И если хочешь легкой смерти и правильного посмертия, то не упорствуй… раб! Ведь ты, до того как стал убийцей, бежал из рабства, так?
Совершенно неожиданно для эльфа человек хрипло расхохотался, казалось, будто смех проталкивается через сведенное судорогой горло.
— Сайгал![125] Мальчишка, выслужиться решил? И врага твоего длинноухого племени поймать, и союзника прищучить?! — издевательски прохрипел Кайфат. — Ведь наверняка приказано глаз не спускать, пока помощь не прибудет, так?!..
Дальше Тимурис слушать ненавистного смертного не стал и выдернул меч из ножен, после чего сразу же попытался ударить Кайфата поперек корпуса справа налево. Но лейтенант, по-звериному оскалившись, сделал шаг вперед, перехватил кисть с атакующим мечом, поднырнул и вывернул руку врага. Пальцы эльфа разжались, меч упал в траву, а сам Тимурис оказался сбит подножкой на землю. Пинком перевернув поверженного противника на спину, К'ирсан схватил его левой рукой за горло и, чуть приподняв, отшвырнул к камню. Ударившись спиной о валун, эльф болезненно застонал, но попытался встать. Приговоренный лесным народом к чудовищной казни, воспоминания о которой теперь обжигали сознание, бывший раб припал рядом на одно колено и грубо придавил шею жителя Маллореана основанием ладони.
— О боги, как же я ждал этого момента! — просипел Кайфат и, не отрывая взгляда от перепуганных глаз потерявшего спесь молодого эльфа, вонзил ему в сердце кинжал. — И радуйся, мальчишка, что не испытал уготованных мне твоими сородичами мук.
Медленно поднявшись, К'ирсан повернулся в сторону лагеря и уже почти спокойно, с едва заметными в глазах следами былой ярости посмотрел на застывших у кустов Терна и Рвача. Сержант Согнар держал на руках вырывающегося Руала. Тот, хоть и стремился жестоко мстить обидчику хозяина, однако человека не ранил.
— Он вдруг сюда побежал, но ведь слабый еще… Вот мы и подобрали его, а он молча сопит и сюда тянется, — оправдываясь, зачастил Рвач, не отрывая взгляда от тела эльфа. Для жителей Зелода и прочих стран, далеких от Маллореана, дети лесов казались частью сказки, и их убийство граничило с кощунством.
— Начало вашего общения мы не застали, но вот его окончание рассмотрели в деталях. Да и услышали многое, — опустив зверя на траву, устало сообщил Терн и подошел к другу. — И что скажешь остальным — солдатам, «чистому», магу, королю, наконец? И ведь эльфы такого не забудут! — Сержант грустно кивнул на убитого, а Рвач растерянно потер ладонью лоб.
— С его сородичами у нас давние счеты. Думал — все, затерялся, теперь не найдут… Так что смерть этого сопляка ничего не решает. Что скажет Его Величество — не знаю, слишком от многого это зависит! — Лейтенант тяжело вздохнул и с внезапным озлоблением бросил: — А остальным и знать ничего не следует. Ушел длинноухий, и все тут!
Терн и Рвач переглянулись, и Согнар сокрушенно покачал головой — ничем хорошим эта история не закончится.
ГЛАВА 30
Улицы в столице, еще помнящей о былом величии страны, оказались необычно спокойны. Большинство предпочитало пережидать неспокойное время дома, в безопасности родных стен. Редкие прохожие, угрюмо спешащие по своим делам, не обращали на одинокую, бредущую в неизвестность женщину почти никакого внимания. Ну разве что какая почтенная матрона покачает осуждающе головой да плюнет вслед: дескать, какое бесстыдство, носит под сердцем дитя, а без мужа на улице!
Лакристе не было до всего этого никакого дела, она впервые осознала весь кошмар своего положения. Дома, на забытой Земле, она всегда могла поплакаться матери, послушать грубоватые слова поддержки отца, рассвирепевшего на обидчика дочери, переждать бурю, осмыслить произошедшее у подруг, пойти в суд, в конце концов, а что она может здесь?! Она, чужеземка, так и не успевшая привыкнуть к новому для нее миру. Она живет здесь уже несколько лет, а так и осталась нежным оранжерейным цветком, беспомощным и слабым. Даже два покушения, кровь и страх, ужас и боль Лакриста видела из-за спины супруга. Именно он встречал удары врагов, ей же доставались лишь слабые отголоски отгремевшей рядом бури.