Один против Абвера

С лесной дороги вырвался трехтонный «опель», встал, не доехав до моста. Из кузова выгружались солдаты, разлетались свирепые, гортанные команды. Почему немцы не поехали дальше? Испугались, что мост не выдержит?

Люди бежали по настилу, выходили из-под огня. Кто-то захрипел и упал у Саблина за спиной. Он резко обернулся — Семашко! Старший лейтенант лежал на боку, царапал пальцами настил.

Но пролет уже обрывался, люди разлетались, залегали на склоне. Алексей ввалился в какой-то колкий кустарник, но боли не почувствовал. Сердце его сдавила тяжесть. Все проскочили, выбрались из опасной зоны, только Семашко остался. Эх!..

— Командир, не высовывайся, не лезь, он уже умер, — прохрипел Черкасов, гнездясь на другой стороне проезда.

Он был страшен, в лице ни кровиночки.

Красноармейцы сохраняли невозмутимость, выискивали приличные позиции.

Грузовик стоял на том же месте. Солдаты вермахта на дорогу не лезли, ползли по обочинам.

Алексею вдруг показалось, что Семашко задрожал, шевельнулись пальцы. Неужели жив? Саблин перекатился через косогор, пополз по настилу. Застучали пули, полетели щепки. Он застыл, уперся лбом в холодный накат.

— Командир, назад, не дури! — выкрикнул ему в спину Черкасов. — Витьке уже не поможешь.

Все же капитан решил попробовать. Не бросать своих! Это впиталось в подкорку. Он снова полз навстречу свинцу и бледным фашистским рожам. На его глазах две пули поразили бездыханное тело. Теперь уж Семашко точно мертв.

Алексей подполз к нему, перевернул. Тоскливые, неживые глаза смотрели даже не на него, а куда-то в сторону. Лужа крови растекалась под телом.

Алексею стало трудно дышать. В глазах у него что-то скапливалось. К черту! Слезами горю не поможешь. От них вообще нет никакой пользы.

— Командир, рви, мы прикроем! — крикнул Черкасов.

Саблин вспомнил, где находится, подобрался, отпружинил и помчался обратно под прикрытием дружного огня. Он прыгнул под откос, затормозил пятками, потом карабкался обратно, глотая слезы.

Немцы не спешили наступать, что-то телились. А до леса не так уж и близко. Бежать туда в зоне прямой видимости будет, мягко говоря, не совсем правильно.

Люди ждали врага, готовились отразить нападение.

Под косогором лежал, свернувшись калачиком, полковник Кляйст.

Олежка Хомчик еле сдерживался.

— Вот сука! Не много ли чести для тебя, господин фон барон! Мы столько людей положили! — пробормотал он, сжал кулак, собираясь привести его в действие, но изменил решение.

Парень отвернулся, стащил очки и начал их яростно протирать несвежим носовым платком. Физиономия его стала другой, какой-то беспомощной.

В этот момент Алексей все понял. Именно этого не хватало немецкому капитану, командующему парадом. Очков! Теперь все встало на свои места.

Вахновский и Кондратьев тогда, в сорок третьем, были вообще ни при чем. Обычные советские люди, с собственными недостатками, чудинками, закидонами. Чаплыгин и Костин тем более не при делах.

Немецкими солдатами командовал сейчас тот самый человек, который два года назад называл себя Рожновым Алексеем Константиновичем. Капитан, начальник службы вооружения. Интеллигентный круглолицый человек с плохим зрением. Вследствие чего он был переведен из боевой части на штабную работу.

Все это художественный свист. Вот он, агент Самаэль! Видимо, этот тип немец, но жил в Союзе. Он прекрасно ориентировался в советской действительности, знал армейскую жизнь, а русским языком владел лучше, чем многие москвичи. Эх, тезка!

Сотрудники контрразведки СМЕРШ рыли землю там, где указывал абвер. Неудивительно, что они продули вчистую, хотя и считали, что выиграли.

Этот субъект — явно доверенное лицо барона. Он мог иметь отношение к школе в городе Ненашеве, но никогда не был ее курсантом. С какой стати? Да и преподавателем, скорее всего, не был, иначе его узнал бы покойный Лизгун.

Алексея лихорадило. Два года минуло с тех пор, как он провалил операцию. Агент Самаэль остался на посту, продолжил подрывную деятельность. Сколько же зла он причинил за это время! А теперь этот тип снова в рядах непобедимой германской армии. Впрочем, с целью прагматичной. Он должен вывезти барона и архивы к союзникам, получить свободу в обмен на информацию.

Он выбрался на косогор, трясясь от злости, обернулся и увидел, что в стане противника царила перепалка. Сцепились два офицера. Кто был первым — понятно. Вторым оказался командир подразделения. Он не понимал, почему его люди должны атаковать в лоб эту кучку советских солдат. От проблем военной разведки этот офицер был так же далек, как Кенигсберг от Владивостока. Он плевать хотел на какого-то барона и так положил кучу людей ради этого замка, хотя имел совсем другой приказ!

Но этот самый Рожнов умел убеждать. Сдвинулся, заработал механизм военной машины. Пехотинцы подбирались к мосту.

Грузовик, гремя бортами, заехал на настил, где и попал под плотный огонь. Он встал и перегородил проезд. Из-под крышки капота потянулся сизый дымок. Шофер стрелял из кабины, что-то кричал. Пехотинцы укрывались за машиной. Несколько самых смелых вырвались из-за нее, бросились на мост.