Один против Абвера

21 апреля пошли в наступление войска обергруппенфюрера СС Феликса Штейнера. Это было жалкое зрелище. Около дивизии пехоты, несколько десятков танков. Красная армия быстро перемолола их, рассеяла по лесам и болотам к северу от Берлина.

Последней надеждой фюрера стала 12-я армия генерала Вальтера Венка, стоявшая на позициях к западу от Берлина. Столица, усиленная этими войсками, могла сопротивляться долго и упорно. Еще неизвестно, чем в таком случае закончился бы штурм.

Но Вальтер Венк, получивший решительный приказ идти на Берлин и полностью оголить Западный фронт, сделал неожиданный маневр. Он наплевал на распоряжение фюрера и двинул войска на юго-восток, в обход Берлина. Генерал планировал соединиться с остатками гибнущей армии Буссе, вывести из окружения не только ее, но и всех мирных жителей.

В советских штабах такого не ждали, маневр удался. Самый молодой генерал вермахта Вальтер Венк не принимал участия в карательных операциях. Он был солдат до мозга костей, при этом не являлся тупым дуболомом, прислушивался к мнению других, вникал в нужды своих подчиненных. В частях его любили, приказы охотно выполняли.

Советские войска в районе Потсдама подверглись внезапному удару. Они дрогнули, на нескольких участках были вынуждены отойти.

Впоследствии Венку удастся прорваться к Буссе, образовать коридор. По нему он выведет к Эльбе до 250 тысяч гражданских лиц, военнослужащих 9-й армии и своих, при этом неустанно отражая атаки советских войск. Это станет последней значимой операцией вермахта на полях сражений Второй мировой войны. Всю эту кучу народа генерал благополучно переправит через Эльбу, последним перейдет мост и с чувством выполненного воинского долга сдастся союзникам.

Но пока ничего такого не было. 23 апреля войска 1-го Украинского фронта продвинулись к югу от Берлина, начали закрепляться среди зеленеющих дубрав и осинников. На западе был Потсдам, небольшой городок в 20 километрах к юго-западу от Берлина. Авиация союзников разнесла его в пух и прах, но он пока держался. Советское командование не спешило занимать это местечко до полного окружения Берлина.

Отдельная штурмовая рота капитана Берегового выдвинулась проселочными дорогами на север и внезапным броском выбила немецкий гарнизон из тихого местечка Цилиенхоф, расположенного среди живописных холмов.

Военные действия в этой местности еще не велись, но обстановка была напитана нервозностью. Мирных жителей в местечке осталось мало. Многие бежали в Берлин. Люди были напуганы рассказами об ужасах, вытворяемых русскими.

В Цилиенхофе стояли мотоциклетная рота и потрепанный саперный взвод. Они отступили фактически без боя, едва лишь охранение доложило о подходе русских. Три взвода штурмовой роты выдвинулись с разных направлений, оставили свободной лишь северную дорогу. По ней и покатили в направлении Берлина полтора десятка мотоциклов и два трехтонных «мерседеса».

Красноармейцы не стали преследовать их. Людей было мало, техника и вовсе отсутствовала.

В капкан попали полтора десятка немецких пехотинцев во главе с офицером. Они прикрывали отход основных сил и угодили в ловушку. Пулеметный расчет перерезал им дорогу. Немцы пустились в бега, хотели укрыться в глухом кустарнике, сползающем в овраг. Половина полегла под огнем, остальные успели залечь.

Умирать в конце войны, пусть и проигранной, никто из них не хотел. Офицер замахал белым батистовым платком. Немцы вставали, поднимали руки, выбрасывали оружие, избавлялись от разгрузочных поясов и ремней, унизанных подсумками с боеприпасами. Они выходили к советским автоматчикам, опустив глаза, пристыженные, побитые. С героизмом и самопожертвованием у этих людей были явные проблемы.

Красноармейцы погнали пленных обратно в городок, к зданию бездействующего полицейского участка.

Чумазый как чушка «виллис» остановился на вершине холма. Старший лейтенант с угреватой несимметричной физиономией и крупными мозолистыми руками заглушил мотор, чтобы не транжирить горючее. Потом он вопросительно уставился на капитана, сидящего рядом.

— Перекур, — заявил тот. — Только по сторонам смотрите. Не к теще на блины приехали.

Заворошились двое парней на заднем сиденье. Оба в звании старших лейтенантов. Подтянутый смуглолицый красавчик с усами и худощавый невысокий очкарик с тонкими пальцами изнеженного пианиста.

Смуглый офицер закурил. Очкастый начал ругаться, махать рукой, прогонять напарника из машины. Этот странный субъект решительно не понимал, как можно поглощать этот зловонный дым, какое в этом удовольствие.

Алексей Саблин вылез из машины, подошел к краю холма. Он сильно изменился за два года, все еще прихрамывал, лицо отяжелело, под глазами залегли круги. Волосы прикрывали левый висок, все же вблизи шрамы на нем бросались в глаза. Некоторые движения давались ему с трудом, но на физическое состояние Алексей почти не жаловался.

Он стал каким-то молчаливым, задумчивым. Периоды погружения в себя могли меняться нервными срывами, нелогичной активностью, злостью. Саблин не знал, что служило тому причиной.