Один плюс один

Все потрясенно молчали. Джесс не видела лица Танзи. И не слишком хотела видеть лицо Никки. Она продолжала бережно расчесывать волосы дочери, говоря спокойно и размеренно, как будто это могло послужить оправданием.

– На что ты потратила деньги? – Танзи неестественно застыла.

Джесс сглотнула:

– Если честно, не помню.

– Заплатила за мою регистрацию?

Джесс продолжала расчесывать. Разглаживать и расчесывать. Потянуть, потянуть, отпустить.

– Я правда не помню, Танзи. В любом случае неважно, на что я их потратила.

Джесс чувствовала, что Никки не спускает с нее глаз:

– И почему ты нам рассказала?

Потянуть, разгладить, отпустить.

– Потому что… Потому что хотела, чтобы вы знали, что я сделала ужасную ошибку и очень об этом жалею. Даже если я собиралась вернуть деньги, их нельзя было брать. Мне нет оправданий. И Эд… Мистер Николс имел полное право уйти, когда узнал, что я сделала, поскольку самое важное, что есть между людьми, – это доверие. – Она старалась говорить взвешенно и бесстрастно. Это становилось все сложнее. – И я хочу, чтобы вы знали: мне очень жаль, что я вас подвела. Я ведь всегда говорила вам, как правильно поступать, а сама поступила дурно. Я рассказала вам, потому что иначе стала бы лицемеркой. Но еще я хочу, чтобы вы увидели: дурные поступки имеют последствия. Лично я потеряла человека, который был мне дорог. Очень дорог.

Дети молчали.

Через минуту Танзи нашарила пальцы Джесс и на мгновение сжала:

– Все хорошо, мама. Мы все совершаем ошибки.

Джесс закрыла глаза. Когда она снова их открыла, Никки поднял голову. Он выглядел по-настоящему потрясенным.

– Он бы дал тебе денег. – В его голосе прозвучала едва заметная, но несомненная злость. Джесс смотрела на него. – Он бы дал тебе денег. Если бы ты попросила.

– Да, – сказала она, и ее руки замерли на волосах Танзи. – Да, это самое ужасное. Думаю, дал бы.

36. Никки

Прошла неделя. Каждый день они ездили на автобусе проведать Нормана. Ветеринар зашил пустую глазницу; дыры не осталось, но выглядело все равно жутковато. Впервые увидев морду Нормана, Танзи расплакалась. Врачи сказали, что пес может первое время натыкаться на предметы. И много спать. Никки не стал говорить, что разницы никто не заметит. Джесс гладила Нормана по голове и называла славным смелым мальчиком и, когда его хвост слабо застучал по плиточному полу ветеринарного загона, быстро заморгала и отвернулась.

В пятницу Джесс попросила Никки и Танзи подождать в приемной и направилась к столу администратора. Наверное, чтобы обсудить счета. Из принтера выскочил лист бумаги, затем второй, затем, вы не поверите, третий. Джесс водила пальцем по страницам и заметно сглотнула, дочитав до конца. В тот день они отправились домой пешком, хотя Джесс еще хромала.

Море превратилось из грязно-серого в ослепительно-голубое, и город ожил. Поначалу отсутствие Фишеров казалось странным. В него трудно было поверить. Одни говорили, что Фишеры уехали в Суссекс, а не в Суррей. Другие – что отца Фишера арестовали за нападение с применением физического насилия в Нортгемптоне. Ни у кого больше не резали шины. Миссис Уорбойз снова начала играть в бинго по вечерам. Никки привык, что может спокойно ходить в магазин и обратно, и понял, что мурашки совершенно напрасно ползут у него по спине. Он твердил им уняться, но мурашки не слушались. Танзи вообще не выходила из дома без Джесс.

Никки не заглядывал в свой блог почти десять дней. Он написал тот пост, когда Норман попал под машину, и его настолько переполняла злость, что ее надо было куда-то выплеснуть. Он никогда еще не испытывал ярости, ослепительной ярости, когда хочется ломать вещи и бить людей. Ярость бурлила в крови, словно яд, рвалась криком из легких. По крайней мере, эти несколько ужасных дней Никки было легче оттого, что он все выложил в блог. Как будто кому-то рассказал, даже если этот кто-то совсем его не знает и ему все равно. Никки просто нужно было знать, что кто-то услышит его, узнает о случившемся и поймет, насколько это несправедливо.

А потом, когда Никки поостыл и стало известно, что Фишерам придется за все заплатить, он, как ни странно, почувствовал себя идиотом. Так бывает, когда сболтнешь кому-то лишнего и чувствуешь себя выставленным напоказ и неделями молишься, чтобы люди обо всем забыли, боишься, чтобы они обернули это против тебя. Да и какой толк откровенничать в Интернете? Подобный блог заинтересует разве что зевак, которые притормаживают на месте автомобильной аварии.