– Ее муж. – Майрон взглянул на Чанса. – Вы его знаете?
– Не припоминаю, – ответил Чанс.
Не припоминаю. Как будто он выступает свидетелем в суде и приберегает для себя пути к отступлению.
– По его телефонным счетам видно, что в последнее время он часто звонил в ваш предвыборный штаб.
– Туда много народу звонит, – сказал Артур. И, хмыкнув, добавил: – Во всяком случае, я на это надеюсь.
Чанс тоже хмыкнул. Смешливые парни, эти братья Брэдфорды.
– Я тоже. – Майрон взглянул на Уина.
Оба встали.
– Спасибо, что уделили нам время, – поблагодарил Уин. – Не провожайте, мы найдем дорогу.
Братья-политики попытались скрыть свое изумление. Чанс сдался первым.
– Какого черта? – Артур взглядом заставил его замолчать. Он поднялся, чтобы пожать гостям руки, но Майрон и Уин были уже у дверей.
Майрон повернулся и по мере сил изобразил Коломбо.
– Забавно.
– Что? – удивился Артур Брэдфорд.
– Что вы плохо помните Аниту Слотер. Мне казалось, вы должны ее помнить.
Артур поднял руки ладонями вперед.
– За эти годы у нас тут перебывало много прислуги.
– Верно, – согласился Майрон, проходя через дверь. – Но разве многие из них находили тело вашей мертвой жены?
Братья превратились в мраморные статуи – неподвижные, гладкие и холодные. Майрон не стал ждать ответа. Он отпустил дверь и последовал за Уином.
Глава 13
Когда они выезжали из ворот, Уин спросил:
– Ну и чего конкретно мы добились?
– Двух вещей. Первое, мне хотелось узнать, есть ли им что скрывать. Теперь я знаю, что есть.
– С чего ты это взял?
– Они либо врут, либо увиливают.
– Так они политики, – заметил Уин. – И станут врать и увиливать, если ты даже спросишь, что они кушали на завтрак.
– Ты полагаешь, тут ничего нет?
– Наоборот, – ответил Уин, – я как раз полагаю, что есть. И второе?
– Я хотел их расшевелить.
Уин улыбнулся. Мысль пришлась ему по вкусу.
– Что дальше?
– Нам надо расследовать преждевременную кончину Элизабет Брэдфорд, – объявил Майрон.
– Каким образом?
– Выезжай на Саут-Ливингстон-авеню. Я скажу, где повернуть.
Ливингстонский полицейский участок располагался рядом с мэрией, как раз напротив публичной библиотеки и средней школы. Настоящий центр города. Майрон вошел в участок и попросил позвать офицера Франсин Нигли. Франсин закончила среднюю школу в один год с Майроном. Он надеялся, что ему повезет и он застанет ее в участке.
Сержант с суровым лицом объявил Майрону: «Офицера Нигли в данный момент нет в наличии» (так разговаривают все копы), но она передала по радио, что обедает в столовой «Риц».
Трудно было себе представить что-нибудь более безобразное, чем «Риц». Бывшее фабричное здание было выкрашено в цвет морских водорослей. Дверь розовая, как цвет взбесившейся семги. Сочетание, не годящееся даже для карнавала. От него у Майрона с души воротило. В лучшие дни, когда он еще учился в школе, заведение было простенькой едальней под названием «Наследие». Тогда оно работало круглосуточно, владели им, естественно, греки (это было своего рода закономерностью), и по пятницам или субботам школьники забегали туда за гамбургером с жареной картошкой. Майрон с друзьями напяливали приличные пиджаки, тащились на разные вечеринки, но заканчивали вечер здесь. Он попытался вспомнить, что же они на этих вечеринках делали, но ничего конкретного на ум не пришло. В школе он к бутылке не прикладывался (его от алкоголя тошнило) и крайне отрицательно относился к наркотикам. Так чем же они тогда занимались? Разумеется, в памяти остались музыка, все эти орущие братья Дуби, Стили Дэн и Супертрэмп, и их попытки найти смысл в песнях Ойстера Калта («Слушай, мужик, как ты считаешь, Эрик и в самом деле думает об этом, когда поет „Я хочу поиметь твою дочь на дороге в грязи“?») Еще Майрон помнил, что иногда занимался петтингом с девушкой, и как они потом всячески избегали друг друга до конца их школьной эпопеи. Но вот, пожалуй, и все. Ты посещал вечеринки, поскольку боялся что-то упустить. Но ничего никогда не происходило. И сейчас они все слились в одно мутное пятно.
Но вот что Майрон хорошо запомнил (и, вероятно, навсегда), так это отца, притворявшегося уснувшим в кресле-качалке, если он возвращался поздно. В два, три часа утра. Майрону никто не устанавливал комендантского часа. Родители ему доверяли. И все равно в пятницу и субботу отец не ложился спать, сидел в кресле-качалке и когда слышал звук открываемой двери, делал вид, будто спит. Майрон знал, что он притворяется. И отец знал, что сын знает. Но каждый раз все равно пытался его обмануть.
Толчок локтя Уина в бок вернул его к реальности.
– Ты собираешься войти или мы так и будем любоваться этим шедевром модерна?
– Мы с друзьями тут часто бывали, – сказал Майрон. – Когда еще учились в школе.
Уин взглянул на столовую, потом на Майрона.
– Смелые вы, однако, ребята.
Уин остался ждать в машине. Майрон нашел Франсин Нигли у стойки. Он сел рядом на высокий стул и с трудом удержался от желания крутануться на нем.
– Эта полицейская форма, – заявил Майрон и присвистнул, – прям-таки заводит.
Франсин Нигли продолжала поглощать свой гамбургер.