Один на один

Недавно ему исполнилось четырнадцать. Уже не ребенок, но еще и не мужчина, хоть природа и наделила его особенной силой. Уже давно он выполняет всю тяжелую, мужскую работу по дому. Видит, какое удовольствие доставляет это бабушке, да и ему это позволяет отвлекаться от грустных мыслей. А печалиться есть от чего. Примерно лет с десяти он начал понимать, что чувства его постепенно обостряются. Сразу все! Он стал улавливать малейшие запахи. Поначалу они сплетались в отвратительный букет из-за разнообразия. Пока Егор не научился их разделять… Вот баба Вера, чей дом находится через несколько дворов правее от ихнего, печет хлеб – пряный запах приятно будоражит обоняние. Если бы Федор, живущий бобылем на краю деревни, опять не кидал в костер пластиковые бутылки, которые отвратительно воняют… В лесу сдохла лиса – запах разложения вперемешку с прением осенней листвы отчетливо доносится даже с такого расстояния.

От удушливой смеси его мутит, внутренности выворачиваются в изнурительной рвоте. Бабушка велит тренироваться, делить запахи, словно складываешь их по полочкам. Получается не сразу, но в итоге он привыкает к этой своей особенности.

Сложнее маскировать обострившееся зрение. Трудно не пялится на соседку по парте, заметив ее нарядную на другом конце самой длинной в деревне улицы. Такая замухрышка обычно, она выглядит, как принцесса, собравшись на свадьбу сестры.

А когда в лесу прошмыгнет заяц! Егор с опушки улавливает шелест листвы и запах этого зверька. Каких усилий ему стоит не броситься вслед за шустриком…

Но тяжело было только первое время, потом он привык к тому, что не такой как все. И на протяжении четырех лет больше с ним не происходило ничего необычного. Пока ему не исполнилось четырнадцать и впервые в жизни его не потянуло в лес с такой силой, противостоять которой он был не в состоянии.

В тот день он проснулся еще до рассвета. И это летом, когда светает очень рано. Даже петухи деревенские и те спали на своих насестах. Бабушка не колготилась на кухне, ненароком гремя посудой. Воздух застыл в предрассветной духоте, как это часто бывает в разгар лета. Занавески на открытом окне замерли в ожидании малейшего дуновения.

Егор пробудился, как от толчка. Как ни уговаривал себя, глаз сомкнуть больше так и не смог. Сон испарился, несмотря на то, что лег он поздно, в школу идти не нужно… Сам бог велел подольше поваляться в постели. Так нет же. Дискомфорт погнал его из кровати.

Тело ломило, как после изнурительной нагрузки, мышцы выкручивало. И со страшной силой тянуло выйти на улицу. Он даже не стал тратить время на одевание, лишь натянул легкие шорты. Бегом бросился во двор, за калитку, промчался по деревне, словно предрассветный ураган. Захоти его кто-нибудь остановить в ту минуту, не смог бы, оказался бы сметен его скоростью.

Остановился Егор лишь на лесной поляне, понимая, что с телом его творится что-то неладное. Резкая боль скрутила его и согнула пополам. Как оказался на карачках, даже не понял. Только, прямо так и рванул в лес, да с такой скоростью, что ветер свистел в ушах.

Он даже не запыхался, когда резко затормозил и лес прорезал пронзительный вой. Волки?! И только тут он понял, что сам же и издал этот звук. Опустил взгляд и разглядел лапы, покрытые бурой, отливающей рыжиной, шерстью.

Так Егор первый раз обернулся, когда ему исполнилось четырнадцать. Тогда он пробыл в лесу три дня, наслаждаясь вновь обретенными навыками. Ему нравилось все – во сто крат усилившиеся слух и обоняние, скорость, свобода… Он учился выслеживать добычу, подкарауливать ее и бросаться из засады. На крупных зверей не нападал, инстинкт подсказывал, что мал он еще, да и в одиночку вряд ли справиться. Но зайцев отлавливал лихо и лакомился их свежем теплым мясом.

Он четко осознавал, что остается человеком, но в волчьей шкуре. Еще он понимал, что зверем быть гораздо удобнее. Нередко слух улавливал других волков, но желания приблизиться к ним Егор не испытывал, хоть и знал точно, что те тоже чувствуют чужака на своей территории и ведут себя настороженно, выжидают.

Он почувствовал, когда пришло время возвращаться. Снова потянуло к людям, к бабушке… Как она там? Волнуется, наверное.

На рассвете из леса выходил совершенно голый и резко повзрослевший подросток. К дому пробирался, прячась в кустах, если замечал на горизонте кого-нибудь из односельчан.

Бабушка уже не спала, ждала его на кухне.

– Знала, что сегодня вернешься, – заговорила она будничным тоном, когда он вышел из бани, смыв с себя запах зверя. – Полнолуние закончилось… Завтракать будешь?

Нет, голода он не испытывал, во рту еще до сих пор сохранялся привкус свежей крови. А вот поговорить с единственным человеком, который мог ему все рассказать, необходимость назрела.

Про своих родителей Егор знал только, что уехали они, едва он родился. Как-то говорить об этом у них с бабушкой было не принято. Видел Егор, что тоскует она, замечал, как по вечерам подолгу смотрит на их фотографию, но вопросов не задавал. Да и не помнил он их, а бабушку любил больше всех на свете. Она была его семьей.