Один из... Тетралогия

Хорошо, что буквально в последний момент перед стартом 'Восхода' кто-то догадался положить в корабль русско-английский разговорник и несколько наспех написанных от руки листов с подсказками, иначе было бы совсем плохо. Николаев и Гагарин в английском, мягко говоря, не блистали, а говорить что-то надо! И Земля помочь с переводом не могла. В итоге, получилось неплохо, хоть говорили на слабом подобии английского. Гриссом и Слейтон проявили выдержку и ни разу не засмеялись. Наверное, понимали, кто бы хихикал, попробуй они сказать хоть слово по-русски…

— Уи хеар ю (Мы слышим вас), — старательно произнес Андриян заготовленную фразу, когда появилась связь. — Гуд!

— Loud and clear (четко и ясно), — отозвался Слейтон, и Николаев слегка растерялся.

— Говорят, слышно хорошо, — выручил Гагарин, ткнув пальцем в одну из бумажек, пришпиленных к пульту. Андриян кивнул и ответил еще одной заготовленной фразой:

— Спик симпл. Плиз. (Говорите просто. Пожалуйста.)

— No problem! (Нет проблем) — отозвались янки. Знакомиться было не нужно, все друг друга прекрасно знали, нелетавших и неизвестных в экипажах не было. И, что самое главное, коллеги друг друга уважали. Николаева астронавты называли Эндрю, или Андрей, а имя Юрий оказалось для американской гортани вполне доступно. В свою очередь, космонавты называли коллег Гас и Дик. (Deke, а не то, что можно подумать — прим. авт.) Времени было выделено немного, всего час, потому что Земля без телеметрии очень нервничала, и это можно было понять. Пока учились на лету подбирать слова и проверяли разные режимы связи, время почти вышло, и астронавты должны были готовиться к максимальному сближению с Луной.

— Гас, Дик! Ю си мун? (Вы видеть Луну?) — спросил напоследок Андриян. Ему чертовски не терпелось самому посмотреть на Луну вблизи, так почему бы не спросить тех, кому до нее рукой подать?

— Yes, we can see it (Да, мы ее видим), — медленно ответил Слейтон. — Very close. And it looks grey, no color. Grey! Like a beach sand… With a very slight brown tint. (Очень близко. И она выглядит серой, бесцветной. Серая! Как пляжный песок. С небольшим коричневатым отливом.)

Андриян и Юрий, не воспринимая на слух и половину слов, поняли главное. Луна вблизи серая, почти бесцветная. Слегка коричневатая. Опять Двадцатый оказался прав!

— Феньк ю(Спасибо), — искренне поблагодарил командир и тут же вспомнил, что времени больше нет. — Тайм! Ноу тайм! Гас и Дик, гуд лак! (Время! Нет времени! Гас и Дик, удачи!)

— Okay, — бегло донеслось с другого корабля. — See you on the other side, guys. Out. (Увидимся на той стороне, парни. Конец связи.)

Радио умолкло и зашипело. Николаев и Гагарин переориентировали корабль и выставили платформу по Земле. Еще пара минут, и скоростная двусторонняя связь с домом восстановилась.

— Молодцы, "Соколы", — донесся из эфира голос Двадцатого. — Телеметрия идет. Мы тут все слышали, вам по английскому "пятерка"! Американе уже почти на месте, будем следить. Про платформу не забыли?

— Юра уже занимается, — успокоил Землю командир, глянув на примкнувшего к звездному перископу бортинженера. — Что решили с коррекцией? Будем делать или нет?

— Будем, — решительно сообщил Двадцатый. — Под вашим контролем. Маневр важный, надо отработать. У вас еще почти двое суток есть, готовьтесь не спеша.

— Есть готовиться — четко ответил Николаев. — Когда закончим с навигацией, у нас по плану съемка.

— Все правильно, Андрюша, — подтвердила Земля уже голосом Алексея Леонова. — Юрка, конечно, не художник, но фотоаппарат должен удержать.

— Блондин по шее хочет? Так я дам! — проворчал Гагарин, — Только вернемся, напишу ему портрет…

Шутки шутками, но особо никто не смеялся. Несмотря на отсутствие серьезных проблем, настроение у всех участников разговора было не очень радужное. И в голосах американцев слышались напряженные нотки. Оба ЦУПа все так же деловито обменивались информацией и "вели" свои экипажи, но напряжение от этого не пропадало. Увы, даже в космосе не спрячешься от чисто земных проблем. Все это происходило на фоне очень некрасивых, а если быть честными, то попросту страшных событий в Европе. "Берлинский кризис", как уже прозвали эти события в прессе, разрастался буквально с каждым днем. Провокации якобы с советской стороны сыпались как из рога изобилия, и Западный Берлин начала охватывать антисоветская истерия, поддерживаемая все той же прессой. Аденауэр был на коне и обещал навести порядок. Ему, конечно, верили, а у сомневающихся начинались проблемы, чем канцлер пользовался для устранения конкурентов. Белый дом был в некотором замешательстве, но не поддержать союзника по НАТО никак не мог, и напряжение продолжало расти.