Один из... Тетралогия

— Они построят два дредноута, — хмыкнул Иван. — Один себе, а другой нам. Я даже не знаю, что это будет, в самом деле. Может, защитные устройства, которые смогут прикрыть планету. Может, корабль или целый флот. Может, наличия одного межзвездного корабля, даже безоружного, хватит, чтобы нас оставили в покое или даже официально установили контакт… Этого я пока не знаю.

— Погоди-погоди, — нервно прервал его Мельников. — Ты извини, если я туплю больше обычного, но мои старые мозги никак не возьмут в толк… Еще раз спрашиваю, а нам-то здесь какая польза? Через твой тоннель мы не то, что этот дредноут, мы даже мышкин х…востик не протащим!

Иван промолчал, слегка ухмыляясь, и Мельников вдруг понял, что эта ухмылка может значить.

— Погоди, — осекся он. — Твоя довольная рожа мне подсказывает, что есть что-то еще.

— Конечно, есть, — начал Иван, дописав еще одно уравнение, очень похожее на предыдущее. — Теперь смотри внимательно и следи за руками. Если мы решим вот эту систему, то получим что?

— Пик энергии в кванте пространства и… разрыв… — выдавил из себя академик, вытирая взмокший лоб. — Но какая энергия понадобится? Мы сможем такую мощность накопить?

— Это самое сложное, но и тут можно складывать контуры вместе, — подтвердил Иван. — Сделав такой разрыв из нескольких контуров, мы получим всего несколько секунд стабильной работы, а потом эта штука начнет фонить и схлопнется. Удержать ее от коллапса нельзя, и вспышка будет еще та. Почти вся энергия, что мы туда закачали, вернется обратно.

— Но на эти несколько секунд будет открыта… дверь?

— Дверь, портал, ворота, называй как хочешь, хоть дуплом, — под нервный смешок Мельникова отмахнулся Иван. — Но после переброски связь миров прервется, поэтому у нас будет только один шанс. Я уверен, что Рьялхи и их друзья Сарги летают на большие расстояния именно так, только у них резонанс без пересекающихся контуров, то есть и вход, и выход этого «дупла» остаются здесь, в нашей метрике. Я совсем не уверен, что они знают про «эффект времени», потому что я его получил исключительно из-за своей глупости и неспособности точно настроить один контур. И я до сих пор не могу понять, почему он возникает и почему при соединении получается фиксированная дата.

— Второе августа 1955 года, — задумчиво повторил Борис Сергеевич. — То есть, с этого момента мы сможем вмешиваться и что-то менять?

— Не совсем, — поправил его Иван. — Какое-то время уйдет на пересчет поправок, они каждый раз отличаются. И могут еще какие-то проблемы вылезти. Возможно, с 56 года есть шанс начать менять историю.

— А каким образом ее менять? — озадаченно спросил Мельников. — И самый интересный для меня вопрос. Что я, старый маразматик, могу для этого сделать? Почему ты решил все рассказать именно мне?..

— У старого маразматика неплохие связи, — ухмыльнулся Иван, потирая руки. — И авторитет. Это поможет создать хорошую аналитическую группу, которая придумает, что и как мы должны изменить в «той» истории. Для начала хотя бы придумать способ воздействия. Но официально лучше никаких структур не создавать, иначе будут утечки.

— Что знают двое — знает и свинья, — поговоркой откликнулся Борис. — Нужно изначально придумать такую легенду, чтобы все эти аналитические группы даже вообразить не могли, для чего это нужно. Круг посвященных хорошо бы ограничить до трех-четырех человек.

— Сложно, но можно, — кивнул Иван. — А мне придется пасти своих бывших коллег, особенно Четверку…

— Погоди, — перебил Борис Сергеевич, — что за Четверка?

— Ну, это довольно просто, — попытался объяснить Иван. — Наблюдатели в рамках своих полномочий управляются Четверкой координаторов, которые непосредственно имеют контакты с Рьялхи. Это высший уровень допуска. Потом идут Восемь, потом Шестнадцать и так далее.

— Ох, уж мне эта кибернетика, — хмыкнул Мельников. — а Двойки у вас нет?

— Двойки маловато для консенсуса, поэтому Четверка лучше. По мне, так вполне логично. Я был одним из Шестнадцати. Высоко, да не очень. И был у меня служебный роман с девушкой из Четверки, Альбиной Барсовой. Ну как, девушкой… Под сто пятьдесят.

— Охренеть, — приствистнул Борис. — И ты мог с ней…

— Старик! — упрекнул его Иван. — Для нас нет никакой разницы, двадцать, пятьдесят или сто пятьдесят! Кто ломается и теряет тонус — тот покидает теплую компанию. Прецеденты были.

— А разве можно прожить сто лет и не потерять этот самый тонус? — удивился Мельников. — Или все-таки в здоровом теле здоровый дух?

— Отчасти это так, но и не каждому дано, — объяснил Иван. — Поэтому к нам не попадают случайные люди, тут строгий отбор, а Рьялхи реально помешаны на психоанализе! И надо отдать им должное, ошибались они очень редко, хоть такое и случалось. Джине Лаваль почти девяносто. Альбине Барсовой сто пятьдесят. Саньке Кроуну сто семьдесят с гаком. А Варваре Нартовой под двести, она еще при крепостном праве родилась. Сочетание живых страстей и жизненного опыта. Циничные огарки человеческих душ для Рьялхи неинтересны.