Один из первых

— Мы хотим домой. Дайте нам хоть какие-нибудь вагоны, обеспечьте продуктами питания. За порядок ручаюсь.

— Сколько вас?

— Восемьсот двадцать.

— Когда вы ели в последний раз?

— У каждого есть кое-что из продуктов. Мы получили их, когда уходили из хозяйств, где мы работали.

Оставляю на полигоне своих людей и иду звонить начальству. Докладываю капитану Нефу и жду его дальнейших распоряжений. Через полчаса мне позвонил майор из районной комендатуры.

— Пусть русские идут в казармы. Я говорил с комендантом, он их там разместит. Приказываю обращаться с ними, как со свободными людьми. Обижать их или грабить запрещается. После обеда будет смена часовых. Об ужине для русских договорились.

Во дворе меня ожидал русский. Мое сообщение, кажется, успокоило его. Через час в бараках уже было тихо. Позже прибыла смена, и мы ушли.

Наконец-то можно отдохнуть! Мы расселись вокруг маленькой печки и проговорили до рассвета. Доброволец Кибани в тот день прибыл из Будапешта и привез свежую газету. Она переходила из рук в руки. Всех интересовало, что происходит в Будапеште. В газете мы прочитали:

«Долой Национальный совет! …Задача рабочего класса на современном этапе состоит не в том, чтобы укреплять буржуазную демократию, поддерживать ее, а в том, чтобы ликвидировать буржуазную власть и ликвидировать буржуазно-демократическое государство, последнее убежище частной собственности».

Мы переглянулись. Так вот какая обстановка в столице! Можно, выходит, открыто писать о таких вещах? В тот вечер мы долго не могли уснуть.

На следующий день нас разбили на конные отряды. По решению Национального совета зачислили в кадровый состав. Однако это не мешало дежурному офицеру после воодушевленной речи всучить нам по две-три лошади для ухода, так как рядовые запаса еще раньше ушли в отпуск и в казармах почти не осталось рядовых артиллеристов.

Неожиданно раздалась громкая команда:

— Открыть ворота! По первому приказу — огонь!

Это напротив ворот крытого манежа остановился стрелковый взвод во главе со старшим лейтенантом Кутрером, преподавателем офицерской школы.

Ворота открыли. Вырывающиеся вперед пленные вдруг начали отступать. Снова послышался картавый голос старшего лейтенанта Кутрера:

— Люди! Получите суп и хлеб! Ведите себя спокойно, иначе буду вынужден научить вас порядку. Удрать и не пытайтесь, потому что откроем огонь. Я побывал на фронте, и мне абсолютно безразлично, если на моей совести будет смерть еще двадцати человек! Приказываю закрыть ворота!

Вскоре открыли ворота и начали группами выпускать людей, проверяя их документы. Наш взвод, готовый к бою, стоял у ворот.

Десять дней мы пробыли в Темешваре, охраняя порядок. Немецкий язык кайзеровской армии сменился венгерским. Розы на шапках с буквой «К» заменены национальной красно-бело-зеленой лентой.

Мы снова отправились в Селиште. В Араде при пересадке нас разоружили. Прибывающие из Надьсебеня в Коложвар утверждали, что в Трансильвании «все в порядке», революции нет. В Селиште нас ожидал сюрприз. В казарме разместились румынские гвардейцы. Назад на вокзал, курс — в Надьсебень! Здесь мы расстались. Мои товарищи вернулись в Будапешт, а я с одним коллегой еду в Коложвар.

Станция Кишкапуш забита эшелонами. Чтоб добраться до Коложвара, нам необходимо сделать пересадку. Люди пробираются под составами, лезут по крышам вагонов. В поисках еды открывают закрытые товарные вагоны. Не найдя ничего, все разбивают, топчут. Недавно был объявлен сухой закон, но вокруг много пьяных. Патрули пытаются предотвратить грабеж, установить порядок. Кое-где слышны выстрелы. Из здания вокзала «заговорил» пулемет. Наконец нам удалось сесть на поезд, который следует в Тьёвиш. В Тьёвише повторяется та же картина. Мародерство, стрельба. Через два дня пути мы добрались до Коложвара. По обеим сторонам нашего состава нас высаживают, разоружают. С большим трудом выбираюсь из толпы и отправляюсь домой. Вот и знакомые ворота. Теплая волна захлестнула сердце. Ворота открыты, мне навстречу бежит собака. Слышу голос матери. И вот я обнимаю ее. На душе радостно: больше нет войны, никуда не надо идти, я уже не солдат. Пожалуй, надо поступить в коложварский университет.

Однако радость была преждевременной. На второй день я уже был в казарме. Капитан, встретивший меня, сказал:

— Вы кадровый военный, мы вас не демобилизуем. Отправляйтесь на запасную батарею.

Я оторопело уставился на капитана, словно видел его впервые, хотя мы с ним давно знакомы. Капитана Таподи, командира запасной батареи, я знаю со времени моей военной службы.

— Старший лейтенант Витинг! — приказал он. — Здесь еще один. Отправьте его наводить порядок в казарме с прикрепленной к вам группой.