Один из первых

В ту пору бригадой командовал генерал-майор Кальман Швои, которого все считали властолюбивым и очень гордым. В городе ходили слухи, что, когда Швои, еще будучи капитаном, впервые прибыл в Сегед, однажды во время ночной попойки с друзьями спросил, кто в этом городе самый богатый человек и есть ли у него дочка. Ему рассказали. Вскоре Швои познакомился с богачом, а затем женился на его дочери. Поговаривали, что Швои — человек с чрезвычайно большими и влиятельными связями. Один родной брат его генерал-лейтенант, другой — епископ.

В день освящения собора произошло любопытное происшествие. Швои позволил себе прибыть на торжественную церемонию позже эрцгерцога Йожефа.

На площади перед собором выстроился почетный караул, застыв в ожидании чанадского епископа Глатфельдера, который должен был лично отслужить обедню.

Выйдя из собора, Швои сразу же спросил у офицера, стоящего ближе всех к нему, который час.

Офицер по всей форме доложил, что сейчас ровно десять часов, после чего Швои приказал развести подразделения по казармам.

И когда через несколько минут в собор прибыл епископ Глатфельдер, от почетного караула и след простыл. Нечего и говорить, что такие детали были основной темой разговоров не только офицеров гарнизона, но и всех жителей Сегеда.

Чтобы увидеть подобные странные эпизоды, вовсе не нужно было каждый раз ходить на соборную площадь. Такое сплошь и рядом случалось и у нас в казармах.

В ночь под рождество я был назначен дежурным. Заступив на дежурство, я доложил об этом старшему казарменному начальнику, который тут же пригласил меня вечером зайти к нему на квартиру (жил он тут же, во дворе казармы).

— У нас принято в ночь под рождество приглашать дежурного офицера к праздничному столу, — пояснил он мне.

В мои обязанности как дежурного входило проверить все помещения казарм, обойти территорию. Требовалось довольно много времени. Но я успел сделать это и явился на вечер, чтобы не обидеть начальника отказом. Стол был уже накрыт, меня ждали. Совесть немного мучила меня: ведь я оставил службу и ушел из комнаты дежурного, но я успокаивал себя тем, что нахожусь у старшего начальника, да к тому же еще на территории казармы.

На следующий день ротный писарь вручил мне письмо от старшего казарменного начальника. Я с любопытством вскрыл конверт. Это было официальное служебное послание следующего содержания:

«Прошу доложить, где вы находились 24 декабря сего года с 20 до 22 часов, будучи дежурным офицером, и кто в это время проводил проверку отбоя в казарме».

В конце письма стояла подпись старшего казарменного начальника.

Не понимая, зачем ему понадобилось писать мне такое официальное послание, я зашел к адъютанту командира батальона и спросил у него, как мне поступить в данном случае.

— Напиши так же официально, что в это время ты находился у него, старшего казарменного начальника, на вечере, на который он лично пригласил тебя, а отбой в подразделениях проверял твой помощник. Да ты не удивляйся, у нас в городе и в казарме и не такие фокусы бывают.

Весной 1931 года началось «перевооружение» венгерской армии. Появились винтовки нового образца и модернизированные пулеметы. В части поступили для испытания новые виды мин и средств минирования. План боевой подготовки войск значительно расширился новыми темами. Меня, к моему неудовольствию, назначили в батальоне офицером по внедрению нового вооружения. Однако эта должность нисколько не давала мне независимости и самостоятельности. Она приравнивалась к должности взводного командира и только прибавила мне забот. Хочу заметить, что для моего предшественника главным было повеселиться. В часть к нам он попал из академии, но с очень плохой характеристикой. Третий курс академии ему пришлось проходить дважды.

В те времена ручные гранаты, находившиеся на вооружении в войсках, были очень плохого качества. Примерно тридцать процентов брошенных в цель гранат не взрывалось. Учитывая это немаловажное обстоятельство, занятия по метанию ручных гранат проводил лично офицер по вооружению.

На одном из занятий по метанию боевых гранат командир роты доверил подрыв не разорвавшихся на стрельбище гранат другим лицам, а сам увел свою роту со стрельбища. Старший лейтенант, мой предшественник, который должен был разыскать и подорвать все неразорвавшиеся гранаты, хотел поскорее покончить с этим не столь приятным занятием и потому, нарушив инструкцию, действовал наобум. В результате его халатности одна из гранат разорвалась, и офицер был серьезно ранен осколками в руку и шею. За этот случай моего предшественника сняли с должности и отдали под суд военного трибунала.

Приняв новую должность, я по горло увяз в делах. Летом тридцать третьего года меня назначили на должность офицера по мобилизации и техснабжению. Мне предстояло перевезти из Сентеша и Чонграда в Сегед «лишнее» военное имущество, и, разумеется, так, чтобы это осталось в тайне.