Один из лучших дней

Потом случился его день рождения, на который я решила подарить ему приличные стаканы. Шесть штук. И книгу о Ван Гоге, которого он вроде бы очень любил – даже репродукция на стенке висела, – но при этом смутился и сказал, что ему передо мной неудобно из-за этих подарков. «Как это неудобно из-за подарков? Зачем же их тогда дарят? Возьми, это все тебе». Но он как-то потух, будто стал даже ниже ростом, и стал говорить какие-то пустые общие фразы, нервно посмеиваясь, что более всего на свете он ценит свою свободу… И только тут я наконец догадалась, что, очевидно, я у него не одна и он попросту хочет от меня отвязаться, только не знает, как бы это повежливей, поэтому ему и неудобно. Я вообще не помню, кто сказал, да и само высказывание тоже дословно не помню, но смысл в том, что женщина – это приглашение к счастью. И вот тогда я ощущала себя именно так, будто приперлась к Водопьянову домой, приодетая и напомаженная, в новых туфельках на каблуках, с целой коробкой счастья: вот, распишитесь в получении. А он спросил, не ошиблась ли я дверью.

Почему счастье рано или поздно оборачивается блефом? Почему оно из первоначальной стадии глупого восторга не может перерасти во что-то более спокойное и разумное, но прочное? И почему я так легко клюю на эту мормышку, которую мне раз за разом зачем-то подсовывают?

Я выхожу из примерочной и возвращаю платье на вешалку, потому что оно мне, похоже, уже не поможет. То есть я сама в любом наряде останусь старой вешалкой, тем более для модного фотографа Павла, для которого я наверняка просто очередной экзотический экземпляр в его коллекции.

Водопьянов успевает испариться, как незначительная лужица. И я думаю: а что же это со мной такое было? Неужели я собиралась променять Владьку на этого козла? Хотя с моей стороны все как раз было по-настоящему. Влюбилась, ну. Значит, для меня эта любовь все равно состоялась, и это главное.

* * *

Еще довольно светло, и я стою в вестибюле в ожидании Марины Андреевны Лебедевой. От дверей сквозит, и мне немного холодно. За стеклянной дверью библиотеки виден тротуар, по которому граждане возвращаются с работы домой – все мимо, мимо нашей библиотеки, да и много ли нынче осталось чокнутых на книжках людей? Дальше, за тротуаром – шоссе, отороченное грязным снегом, по которому тоже спешат машины, только усиливая мое внутреннее ощущение протекающей мимо жизни. На втором этаже, куда ведет широкая парадная лестница, которая некогда, очевидно, символизировала открытый путь к знаниям, уже расставлены стулья в читальном зале, установлен экран, и стайка бабушек, которые традиционно посещают все библиотечные мероприятия, уже успела занять свои места. Когда я еще училась в университете, эта широкая лестница была накрыта ковровой дорожкой, потом однажды кто-то на этом ковре споткнулся и кубарем скатился вниз, увлекая за собой дорожку. Слава богу, обошлось без жертв, но дорожку убрали, а вслед за ней и бюст Ленина, который некогда встречал всех входящих в читальный зал, вместе с ним исчезла торжественность момента, именно ощущение, что книга – источник знаний, друг, помощник и т. д., а не просто легкое чтиво. И может быть, Марина Андреевна Лебедева подспудно хочет именно этой торжественности, что вот сейчас ей будут внимать слушатели. А слушателей-то три с половиной бабушки, ну еще пара-другая не знакомых мне людей. Наконец у самого входа останавливается знакомая мне красная «Ауди», из которой выходят Маринка с Павлом. У него в руках огромный букет цветов, о котором он мне говорил, и мне становится даже немного завидно, потому что мне, пожалуй, никогда не дарили таких шикарных букетов, даже в лучшие времена. Ну разве что три розочки-гвоздички.

Маринка улыбается, она в приподнято-нервозном состоянии, и это меня настораживает. Мы обнимаемся как старые подруги. То есть это вовсе не сравнение, мы обнимаемся в качестве старых подруг. И я провожу Маринку с Павлом в зал. Павел – в строгом костюме, галстуке змеиной расцветки, с этим своим букетом – похож на жениха, от него пахнет дорогим одеколоном, и вообще он торчит как гвоздь посреди этого нашего собрания древностей – я имею в виду книжные раритеты и милых библиотечных старушек. Лица помоложе усаживаются в первом ряду. Скорее всего, это люди, которых пригласила Маринка, они здороваются с ней, и она кивает в ответ.