Один из леса

Движимая недвижимость Сигизмунда имела сложную конструкцию. Состоял Шатер из плотного армейского брезента, шкур, кожи, досок, фанеры и жести. От центрального купола расходились несколько коридоров, а еще к нему были приспособлены аж четыре палатки, причем две из них – большие, командирские, со своей планировкой. Все это, включая деревянные столбы, тросы–растяжки, дощатые и фанерные перегородки и навесы, создавало сложный, запутанный лабиринт. В нем было место для укромных спален, которые хозяин сдавал внаем, для двух гостевых залов, большой кухни и кладовых. В центре постройки пряталась бетонная будка бывшей трансформаторной подстанции, на которую Сигизмунд понавешивал замков и использовал под склад особо ценных вещей. А еще под шатром был глубокий холодный подвал–амбар для съестного.

Иногда Хан решал, что пора сниматься с места, и Черный Рынок переезжал на новое. Но здесь он стоял уже давно, Сигизмунд успел обжиться. Интересно, что он будет делать с Шатром, когда Хан вновь надумает переселяться?

Нога все не успокаивалась. Подволакивая ее, я подошел ко входу, возле которого на табурете восседал здоровяк в джинсах с кожаными заплатами на коленях и расстегнутой до пупа клетчатой рубахе с оторванными рукавами. Он уже давно искоса наблюдал за мной, а когда я приблизился, смерил скептическим взглядом и лениво бросил:

— Из Леса вестимо?

— Сиг здесь? – Я шагнув в проем.

— Стоять! Куда прешь, морда лесная?

Я повернулся к нему. Огромный как боров и, кажется, такой же тупой. К стулу был прислонен черный резиновый молоток с длинной рукояткой. Вышибала, ясно.

Он вытянул ногу и словно бревном перегородил ею путь.

— Ну, че внутри забыл? На шару не наливаем.

— Скучно тебе? – спросил я. – Развлекаешься, клиентов от заведения отваживаешь?

— Да какой ты, к мутантам, клиент? У самого даже на шмот людской монет нет, клиент нашелся!

На его правом бицепсе – внушительном таком, как три моих – был набит бычий череп. Ухмыльнувшись, вышибала плюнул мне под ноги и попал на ботинок.

— Вали назад в свой Лес, рыло мохнатое.

Я заметил:

— Визгливей всех лают дворняги. Они же слабее всех кусают.

До него дошло не сразу. Секунды три, не меньше, длилось постижение тайной истины, сокрытой в моих словах, а потом на здоровяка снизошла… нет, не благодать – на него снизошла злость. Он начал привставать, ощерившись, и тут позади меня раздался женский голос:

— Кирпич, ты ваще оборзел, ты что себе позволяешь?

Я кинув взгляд через плечо и поэтому пропустил удар – вышибала по прозвищу Кирпич, схватив резиновый молоток, врезал им меня в грудь.

Ноги подкосились. Упав на спину, я попытался сесть, но он пнул меня широкой подошвой в лицо и опрокинул назад, разбив губу.

— Лежать, мутант! Когда тебе человек говорит лежать – ты лежишь, когда говорит ползти – ползешь! Понял, рыло?!

— Кирпич, прекрати!

В поле зрения появилась темноволосая девушка с ведром в руке, схватила вышибалу за плечо, тот пихнул ее, и она едва не упала.

Зря он это сделал. Нет, не ударил девчонку, на нее мне было пока что начхать. Зря он отвлекся, то есть повторил мою ошибку, и при этом стоял совсем рядом, прямо передо мной.

Я резко сел. Прямой хук правой, так это называет Миха. Только нанес я его не в челюсть, как положено, а в туго обтянутый джинсой пах. Не так-то легко ударить действительно сильно по причинному месту, когда удар направлен не снизу вверх, а горизонтально. Но ведь перчатки! Все дело в перчатках!

Тканевые вставки на суставах были двойные, между ними закреплены стальные шипы. К тому же ведь не просто так я тренировался годами, вколачивая кулаки сначала в подвешенные на стенах мешки с песком, а после и в сами стены, и в стволы деревьев во время стоянок, получал удары от Михи и бил его…

В каждом «пальце» было по два шипа, и между ними закреплена стальная «терка» с выступающими пирамидками, приходящаяся на нижнюю фалангу. Это на случай нормального удара кулаком, а можно еще бить «леопардовой лапой», тогда верхние шипы торчат вперед, как таран, этот удар особенно опасен, если направлен в горло или в переносицу…

Но сейчас я нанес обычный боксерский удар. Со всей силы, помноженной на раздражение. Мне не было абсолютно никакого дела до этого бычары, не хотелось драться с ним, он сто лет мне снился со своей тупой байкерской заносчивостью. Надо было как можно быстрее разобраться с ним и двигаться дальше, а не устраивать проверку, у кого яйца больше.

Кирпич вскрикнул и отшатнулся. Прижав ладонь к причинному месту, взмахнул молотком…

Если бы я попал под такой удар, меня бы снесло как тростинку. Но я-то был мельче и шустрее этого кабана. Наплевав на раненую ногу, вскочил и тоже размахнулся – только двумя руками. Ладони сошлись к голове Кирпича и с очень громким, звонким, радостным хлопком врезали ему по ушам.